Я хотел сказать только, что все мысли,
которые имеют огромные последствия, — всегда просты.
Вся моя мысль в том, что ежели люди
порочные связаны между собой и составляют силу,
то людям честным надо сделать только то же самое.
Ведь так просто.

Л. Н. Толстой. Война и мир

Минуло ровно 20 лет, когда в марте 1999 года началась агрессия НАТО против Союзной Республики Югославии. Бомбардировки завершились через 78 дней подписанием так называемого Кумановского соглашения и фактически насильственным отделением от Югославии её провинции Косова и Метохии. В налётах на мирные югославские города и села приняли участие ВВС практически всех государств НАТО. Был нанесён колоссальный ущерб национальной экономике и инфраструктуре. Погибло свыше 1700 гражданских лиц, в том числе около 400 детей, пронзительный по своему смыслу памятник которым стоит в центре Белграда на Ташмайдане. Ещё через четыре года, в 2003 году, с политической карты Европы исчезла сама страна, которая в XX веке достигла небывалых высот и социального процветания, стала одним из активных участников строительства послевоенного мироустройства и погибла на рубеже столетий, не справившись с вызовами новой постсоциалистической эпохи. Это была Югославия.

Идея единого государства южных славян, населявших эту часть Балкан, появилась в конце XIX века. Уже тогда в своих работах австрийские и хорватские (австро-венгерские в то время) учёные называли проживавших там славян — югославянами, а культуру и литературу — югославянской. Метод обезличивания, применявшийся австрийцами, служил реализации широких экспансионистских планов Австро-Венгрии на Балканах, а для самих южных славян стал попыткой достигнуть политического единства, экономического и этнокультурного развития и процветания.

К 70-м годам XIX века резко ослабло положение Турции в Европе. Она уже не могла удерживать под своей властью все Балканы и начала медленно уходить из Европы. На этот процесс активно влияли Россия, Великобритания, Италия, Германия и Франция.

Россия к этому времени уже достаточно долго поддерживала национально-освободительную борьбу православных народов Балкан, хотя и побаивалась разрастания этого движения, которое могло привести к образованию мощной федерации южных славян. Россия надеялась, что, используя тайные дипломатические нити, она сможет управлять балканскими народами в угоду своим и не всегда благородным целям.

К началу XX века в Европе сложились два противоборствующих блока — Тройственный союз в составе Германии, Австро-Венгрии, Италии (к началу Первой мировой войны вышла из Тройственного союза) и Антанта, в которую входили Россия и Франция (позже Великобритания). Эти два военно-политических союза и выбрали Балканский полуостров местом борьбы друг с другом. В целях усиления своих позиций и ослабления противников стороны активно использовали национально-освободительные движения балканских народов.

Весьма кстати оказалась и религиозная разобщённость народов, населяющих Балканский полуостров. Сербы, черногорцы и македонцы, хорваты, словенцы и бошняки (в то время сербы мусульманского вероисповедания) — славянские народы, единственное различие между которыми — вера. И это, как показала история, было и остаётся главным противоречием, перевешивающим все остальные узы родства. Хорваты и словенцы всегда больше тяготели к Западу, что и выразилось в их католической вере. Более того, они в большинстве своём избежали турецкого ига и без особого сопротивления восприняли австро-немецкое господство. Сербы — сторонники православия, после трагедии Косова поля в 1389 году на несколько веков попали под турецкое владычество. Десятилетия борьбы за свободу трансформировались у сербов в особую форму национальной идентичности. Они всегда видели в России свою заступницу и защитницу.

Часть южных славян, проживавших на территории нынешней Боснии и Герцеговины, в период турецкого владычества перешла в ислам. Их тоже было немало. Более того, стремясь уйти от турок, часть православных сербов переселилась во владения Габсбургов, что привело к формированию регионов компактного их проживания на территории нынешней Хорватии, именовавшихся «крайнами».

Такая пёстрая религиозная картина региона как нельзя лучше способствовала реализации принципа «разделяй и властвуй», взятого на вооружение практически всеми участниками балканского политического процесса того времени. Как нельзя лучше его использовала венская администрация после фактической оккупации Боснии и Герцеговины в 1907 году Австро-Венгерской империей. Разжигание национальной розни между православными, хорватами-католиками и сербами-мусульманами позволяло Австрии удерживать контроль над этой провинцией. При этом происходило постоянное культивирование некой исключительности хорватов-католиков на основе их явного тяготения к немецким, то есть западным, ценностям. В практическом же смысле присоединение Боснии и Герцеговины к Австро-Венгрии не было вызвано существенной необходимостью. Это было сделано с одной лишь целью — любыми способами ослабить влияние России и исключить возможное вхождение Боснии в Королевство Сербия.

Точно таким же способом действовала и Англия, избрав мощным рычагом воздействия на турецкое правительство так называемый Македонский вопрос. Британия попросту шантажировала Турцию, угрожая отделением этой провинции, которая по решению Берлинского конгресса была оставлена в составе Оттоманской империи.

Великие европейские державы представляли себе Балканы как гигантскую шахматную доску, с лёгкостью переставляя на ней фигуры и разыгрывая головокружительные партии, забывая при этом, что играют судьбами народов. Сегодня, в начале XXI века, после двух мировых войн, геноцида славян и Холокоста евреев мы можем видеть, какие уродливые, нечеловеческие формы могут принимать политические движения, допускающие деление людей на правых и неправых по национальности или религии. Таким движением на Балканах стало движение усташей (движение хорватских националистов).

Усташа выкристаллизовывалась под влиянием германского нацизма и итальянского фашизма. Независимое государство Хорватия, проводившее этнические чистки сербов, евреев и цыган, признано преступным наряду с нацистской Германией, но никто никогда не сможет оценить, какой глубочайший рубец оставили преступления усташей в памяти сербского, бошнякского, словенского и черногорского народов. И, может быть, именно поэтому Югославия Тито, созданная после Второй мировой войны, основой государственного строительства видела интернационализм, который, надо признать, был с воодушевлением воспринят всеми слоями населения, вне зависимости от национальности и религии. Ведь не менее опасным оставался сербский и исламский национализм.

Эти принципы, долгое время доминировавшие в общественном сознании, сделали возможным на месте отсталого, разъедаемого социально-религиозными противоречиями Королевства Югославия выстроить индустриально развитую, процветающую социалистическую Югославию. Было начато, это мало кому известно, формирование новой общности — югославского народа. Если по переписи 1971 года югославами себя определили чуть больше 270 тыс. человек, то в 1981 году их количество увеличилось до 1 млн. 200 тыс. человек. Югославов в стране тогда оказалось почти вдвое больше, чем, например, черногорцев — одной из титульных наций социалистической федерации. Наибольшая доля югославов в то время была в Сербии (36%) и Боснии и Герцеговине (26%). По данным экспертов, к 1990 годам, то есть накануне распада Югославии, до 7% её населения определяло себя как югославы.

В период холодной войны уже Советский Союз и США стали вновь разыгрывать балканскую карту, заботясь лишь о решении проблем глобального противостояния.

После падения Берлинской стены* (*В этот период страна оказалась в тяжелейшем экономическом кризисе. Правительство СФРЮ видело два выхода из сложившегося положения — вернуться к плановой экономике и обратиться за помощью к СЭВ или провести полную реставрацию капитализма. В 1989 г. осталась одна опция — реставрация капиталистической системы отношений, которая стимулировала вспышку национализма в Хорватии, Боснии и Сербии.) место идеологии было очень быстро занято этнокультурным противостоянием, отражающим национальную и этническую неоднородность Югославии. При этом оно активно подкармливалось из-за рубежа, в сознание людей внедрялись понятие исключительности только их социально-религиозной группы и агрессивная нетерпимость ко всем другим национальностям и религиям. Страна оказалась этнически разделена. Резко возросло влияние так называемых «братских стран». На ранних этапах внутриполитического кризиса в Югославии обозначилась необычно жёсткая линия объединённой Германии, склонившей остальные страны ЕС к признанию Хорватии и Словении в качестве независимых государств. Таким образом, ведущие страны Европы, включая и Ватикан, сплотились для поддержки своих единоверцев, нисколько не заботясь при этом о возможности разрастания конфликта и превращения его из субрегионального в региональный. В свою очередь, некоторые исламские государства начали оказание финансовой и военной помощи боснийским мусульманам. Иран поставлял в Боснию оружие. Поддерживаемые им ливанские группировки приступили к переброске в Боснию своих боевиков для обучения и организации боснийских вооружённых сил. К концу 1992 года Саудовская Аравия, по существу, финансировала снабжение боснийских мусульман оружием и продовольствием. Необходимо отметить, что такую же помощь получали и боснийские хорваты со стороны Германии. В основном вся поддержка «братских народов» сводилась к поставкам оружия, а при неопределённой роли России, которую она занимала в тот момент в отношении Югославии, неудивительно, что все закончилось гражданской войной в Боснии и Герцеговине, а объединённые силы мусульман и хорватов в конце концов всей своей мощью обрушились на сербов.

До начала 1990-х антирелигиозная идентичность населения Югославии имела ограниченные формы, но процесс развивался, и, как оказалось, у него есть значительный «потенциал». По мере разрастания конфликта в Боснии позиции разных стран и расхождение между ними в средствах и формах его урегулирования все больше определялись их цивилизационной принадлежностью. Политические деятели популистского толка внутри страны, религиозные лидеры и средства массовой информации хорватов, сербов и бошняков обрели в этом мощное орудие для разжигания гражданской войны. Европейские державы вновь включились в раздел сфер влияния, используя, к сожалению, все тот же старый, проверенный способ «разделяй и властвуй», и если распад в тех условиях самой социалистической Югославии был так или иначе предопределён, то уж кровопролития, которым он сопровождался, европейское сообщество должно было избежать.

В ситуации, которая сегодня складывается в мире, понятие славян и славянства прочно отошло на второй, а может быть, и третий план, растворившись в противоречиях европейского мультикультурализма. Мы эту тему также стараемся особенно не затрагивать, имея неоднозначный исторический опыт участия России в формировании общеславянского единства*. (*«России надо серьёзно приготовиться к тому, что все эти освобождённые славяне с упоением ринутся в Европу, — предупреждал Ф. М. Достоевский, — до потери личности своей заразятся они европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнут хоть что-нибудь в своём славянском значении и в своём особом славянском призвании в среде человечества».)

Предполагалось, что в эпоху глобализации и становления многополярности национальные черты международной политики будут сами постепенно уходить в прошлое. Между тем в наших отношениях с Западом или, вернее, в подходе, который сам Запад демонстрирует в отношении нас, эта тема приобретает новое звучание.

Отношение к славянскому миру западное «цивилизационное» сообщество всегда выстраивало с позиции абсолютного превосходства, своей моральной, интеллектуальной и культурной избранности нести «свет» и «радость» неразвитым и грубым, плохо воспитанным, таким неутончённым, чуждым понятию демократии и свободы славянам, чья рабская сущность заложена в самом укладе их жизни и мироощущении. Менторский тон в отношении славянских народов никогда не исчезал из лексики наших англо-американских союзников, даже в период пика нашей «дружбы» в ходе Второй мировой войны, когда помощь Красной армии и Народно-освободительной армии Югославии была им не просто нужна, а жизненно необходима. Маленькая ремарка — только на Балканах югославские народы в 1941-1945 годах самостоятельно выстроили отдельный фронт борьбы с германским и итальянским агрессорами.

Нельзя сказать, что эта поведенческая модель оказалась совсем уж нежизнеспособной. В уничтожении СССР главную роль сыграли именно «братья-славяне» — русские, украинцы и белорусы. После 1991 года мир стал однополярным, со всеми вытекающими из этого факта последствиями безоговорочной доминанты одной сверхдержавы, одного общества и одних ценностей. Совсем тихо, как-то по-домашнему, рассыпалась Чехословакия, зато громко, на весь мир взорвалась Югославия, создававшаяся многими поколениями южных славян. Дальше Украина, включая беспрецедентное санкционное и информационное давление на нашу страну с растущей претензией США на роль единственного глобального лидера. И как здесь не задуматься над простым, но таким банальным по своей сути выводом — Россия, какой бы она ни была — имперской, капиталистической, социалистической или демократической, — не вписывается в логику западной цивилизационной модели, а значит, должна быть либо размыта и уничтожена, либо раздроблена и растворена внутри самой западной цивилизации, которой так не хватает наших простора и ресурсов.

Цивилизационный конфликт кровав и беспощаден. Его логика — это логика тотальной войны на уничтожение*. (*С. Хантингтон в своей работе «Столкновение цивилизаций» определил границу разлома, т. е. потенциального цивилизационного конфликта, пришедшего на смену идеологическому противостоянию. По его словам, этот разлом проходит «вдоль нынешних границ России и Финляндии, между прибалтийскими странами и Россией, через Белоруссию и Украину, затем западнее, отделяя Трансильванию от остальной части Румынии, по Югославии, почти в точности совпадая с линией, ныне отделяющей Хорватию и Словению от остальной Югославии» (работа увидела свет ещё до распада СРЮ). Теоретики и практики «золотого миллиарда» действуют не спеша, но со знанием дела, основательно и последовательно, чего, кстати, часто не хватает в нашем стиле работы. Раскачивая и взрывая внутреннюю ситуацию в постсоветских государствах, они постепенно сжимают в тиски Россию, идя по пути создания зон хаоса и нестабильности вдоль наших границ, не давая нам спокойно и поступательно развиваться. В этом контексте уничтожение Югославии является закономерной и последовательной политической линией в отношении всего славянского мира. Существование такого государства, каким была Югославия, больше отвечало интересам России, чем коллективного Запада.

Однако! Наследие Югославии активно обсуждается научным сообществом на постъюгославском пространстве, а сам этот регион в бывших государствах-республиках СФРЮ носит название «Югосферы». Словенский историк Б. Езерник, автор недавно опубликованной в Белграде книги «Югославия — страна снов», считает, что югославское прошлое очень важно для всех народов бывшей СФРЮ. Проблема в том, что это прошлое чаще представляется в негативном, а не в позитивном смысле. Хорватский журналист и писатель Марковина (уроженец боснийского Мостара) в своей книге «Югославенство после всего» рассуждает о необходимости воссоздания единого югославянского культурного пространства. Очевидно, что современный постъюгославский мир никогда не избавится от идей, завязанных на собственную югославянскую идентичность, таинственную, а иногда непостижимую, как сами Балканы, от которых во многом зависит архитектура взаимоотношений в Юго-Восточной Европе, причём вне зависимости от перспектив и сценариев развития ЕС.

В резолюции конференции балканских лингвистов, которая состоялась в прошлом году в Сараеве, содержится призыв отказаться от политизации языкового вопроса в постъюгославском регионе, сохранив за ним его старое название — сербохорватский язык.

Проблемы и сложности с югославенством пока есть только у политиков, которые свою карьеру выстраивали на руинах единого государства. Кроме агрессивной националистической риторики, в их политическом багаже ничего нет. В программы практически всех балканских политдвижений как под копирку вписаны евроинтеграционные амбиции и… все. В Брюсселе такая ситуация, по всей видимости, начинает понемногу надоедать. Толерантность европейцев — это интернациональная и монокультурная идея, переписанная двоечниками, но ключевым в ней остаётся мирное сосуществование народов и религий. Этого нет, а европейцы окончательно забуксовали, понимая, что их «добрые» идеи на оставшихся традиционными Балканах не проходят. По оценке французской «Le Monde», для того чтобы достичь средних показателей по ЕС к 2030 году, не вошедшим в Союз балканским странам необходим экономический рост в 6% ежегодно. Задача из числа невыполнимых, а это значит, что государства бывшей Югославии оказываются надолго заперты в «предбаннике» Европейского союза. Даже в Европе начинают появляться мысли, а правильно ли мы поступили с Югославией. И может быть, сейчас вернуться к образованию некоего подобия конфедерации, что сделает более эффективным процесс сближения Сербии, БиГ, Черногории, Македонии и Албании с ЕС.

Несмотря на существующие до сих пор трудности и противоречия, процесс постепенной нормализации отношений между странами — бывшими республиками СФРЮ идёт. Очевидно, что перспективы преодоления «негативного исторического наследия» трудны, но возможны. Выход из образовавшихся политических тупиков — не в обострении конфронтации, а в развитии сотрудничества и постепенном формировании основ гражданского общества, устранении взаимных претензий и решении существующих проблем. Локомотивом здесь выступает прагматическая компонента, которая способствует нормализации экономических, а вследствие этого и политических отношений на территории бывшей СФРЮ. Вне зависимости от перспектив вступления государств постъюгославского региона в ЕС и НАТО люди не хотят терять исторических связей, своих друзей, родственников и партнёров.

Конечно, идея о том, что балканским государствам необходимо самим становиться хозяевами в своём доме, — не нова. Однако в нынешних условиях налаживание экономического, культурного, а затем и политического сотрудничества между ними получает особое значение. Оно может стать значительно глубже, если допустить реализацию интеграционных инициатив Президента Сербии А. Вучича, во многом перекликающихся с германо-британским так называемым «Берлинским процессом»*. (*Эту мысль, казалось бы, витавшую в воздухе, с энтузиазмом подхватил новый лидер Сербии А. Вучич, который презентовал свою идею единого экономического пространства в апреле 2017 г. на международном экономическом форуме в городе Мостар. «Моя мечта — это Таможенный союз и единый рынок со всеми балканскими странами, который включал бы всю бывшую Югославию плюс Албанию, — резюмировал он. — Наша общая идея — говорить о соединении друг с другом. Когда мы свяжем друг друга инфраструктурой, тогда мы свяжем людей. Все, что делалось И. Тито, было не ради железа и бетона, а ради сближения людей».)

В этом контексте для нас становится очевидной важность глубокого комплексного и последовательного анализа происходящих там процессов, что необходимо для формирования не реактивной, а проактивной политической линии нашей страны на балканском направлении.

Пётр Фролов, Советник-посланник Посольства России
в Боснии и Герцеговине (2015-2018 гг.)