Особенности решения национального вопроса в Югославии ...

Многонациональная Югославия в годы Второй мировой войны представляла собой сложный клубок этнических противоречий. На состояние межнациональных отношений, которые сложились к моменту образования Федеративной Народной Республики Югославии (ФНРЮ) в ноябре 1945 г., влияли многие факторы, среди которых обращаем внимание на следующие:

Нерешённость национального вопроса в королевской Югославии. Хорваты и словенцы помнили, что они не смогли получить автономию, что в государстве господствовали сербы, что не осуществили планы о федерализации югославянского государства, и постоянно опасались доминирования сербов в стране.
Нацистская политика стравливания югославянских народов.
Кровавые формы межнациональной розни во время Второй мировой войны. На территории Югославии она была не только войной с оккупантами, но одновременно и гражданской, братоубийственной войной.
Межнациональные противоречия предшествующего периода, получившие дополнительный негативный импульс в годы войны, незримо влияли на взаимоотношения народов Югославии в послевоенный период. Словенцы тяжело переживали фашистский хорватский и немецкий террор. Хорваты были недовольны потерей самостоятельного государства, но радовались, что оказались в стане победителей. Наказания за принадлежность к усташескому движению для многих хорватов не последовало, и они продолжали жить бок о бок с сербами. Сербы в Хорватии не могли забыть резни, которую устроили усташи, но готовы были не вспоминать об этом ради демократической перспективы. Большое количество сербов в населенном преимущественно албанцами Косове было убито или бежало в Сербию. По некоторым данным, эта цифра составляет 100 тыс. человек(1). Македонцы в Западной Македонии также подверглись насилию со стороны албанцев.
Раскол общества. К межнациональным противоречиям добавлялись идеологические, ведь антифашистская борьба и народно-освободительная война под руководством коммунистов объединила только часть общества. Так, противоречия по линии монархизм — коммунизм не были национально окрашены, но они разделили общество. Иногда идеологические противоречия сложно переплетаясь по линиям, например, В«серб-четник — хорват-партизанВ» или В«хорват-фашист — серб-партизанВ» и т. д. Противоречие проходило и по линии В«югославизм — сербство /хорватство/ словенствоВ» и т. д. Это очень усложняло тот фон, на котором начинала формироваться национальная политика нового государства.
Сербское национальное пространство в наибольшей степени было разбито и в географическом, и в идеологическом смысле. Четники (В«за Дражу(2)В»), партизаны, коллаборационисты, монархисты — вот неполный перечень противоположных определений, создававших не только привычный для сербов климат неединства, но и впоследствии наложивших отпечаток на менталитет сербской нации, которая должна была нести на себе часть вины и четничества, и В«великосербстваВ», и долгие годы бороться с сербским национализмом и т.н. великосербской гегемонией.
Не все народы желали объединения в границах Югославии в 1945 г.: нежелание войти в ее состав выражали, например, албанцы в Косове и Метохии.
Религиозная принадлежность на территории Югославии определялась преимущественно национальным происхождением.

Если первое югославянское государство, образованное в 1918 г., было унитаристско-централистским с монархической формой правления, в котором решение национального вопроса не удовлетворяло многие населявшие страну народы, то коммунисты стремились сделать свою национальную программу привлекательной для всех участников будущей федерации, обещая полный спектр национальных свобод. Национальная политика Коммунистической партии Югославии (КПЮ) была сформулирована еще в 20-е годы, когда было заявлено о равноправии народов Югославии, об их праве на самоопределение вплоть до отделения как основополагающем принципе решения национального вопроса. В 1924 г. Коминтерн в резолюции о национальном вопросе в Югославии исходил из того, что сербская буржуазия угнетает ее народы, поэтому лозунгом КПЮ должно стать право Хорватии, Македонии, Словении на самоопределение в виде отделения. Национальный вопрос подпитывался страхом перед В«великосербской ЮгославиейВ» и доминированием одной нации, поэтому коммунисты должны были помогать угнетенным нациям в борьбе за самостоятельность. Накануне войны Коминтерн призвал к объединению всех антифашистских сил в борьбе против угрозы фашизма, что сразу поставило под сомнение тезис о необходимости предоставления самостоятельности народам Югославии. После 1936 г. КПЮ взяла курс на единство страны и создание народного антифашистского фронта.

Национальная программа в годы войны приобрела более сложные очертания — к борьбе против В«великосербской гегемонииВ» за свободу всех народов, прибавилась задача освобождения страны от фашизма. Чтобы достичь последнего, коммунисты тесно связали с ним и вопрос межнациональных отношений. Более того, национальный вопрос стал серьезным рычагом борьбы за освобождение страны.

В отличие от других национальных политических сил, действовавших на территории Югославии в годы Второй мировой войны, коммунисты объединили под своим флагом народы многих национальностей, которые желали освобождения страны от фашизма, выступили с программой критики королевской Югославии и предлагали построить справедливое будущее равноправных народов. Это притягивало в ряды партизан людей разных национальностей и социального положения. Привлекательной была и программа будущего многонационального государства, обещавшая народам равноправие и самостоятельность. В ряды антифашистов звали всех, включая и национальные меньшинства, обещая им осуществление всех прав. М. Джилас в 1944 г. писал: В«...национальные меньшинства необходимо привлечь к активной борьбе против фашизма, сделать Югославию их собственной страной и связать их с ней в любом случае. Этого нельзя достичь иначе, как сделать их равноправными гражданами, если будут уважаться их национальные и культурные права, если в экономическом, правовом и всяком другом случае с ними будут поступать так же, как и с остальными гражданами ЮгославииВ»(3).

В ходе народно-освободительной войны на территории Югославии был создан высший орган власти — Антифашистское вече народного освобождения Югославии (АВНОЮ), которое уже на своем втором заседании в Яйце 29-30 ноября 1943 г. приняло решение о принципах формирования многонационального государства после победы. Всем народам гарантировалось право как на самоопределение вплоть до отделения, так и на объединение с другими народами. При этом констатировалось, что все народы выразили волю остаться в единой Югославии. Безусловно, стремление к объединению выражали, прежде всего, коммунисты, которые возглавляли народно-освободительное движение. Представляя по количеству и составу разные группы населения, хорватские, сербские, македонские и словенские коммунисты стремились к расширению партизанской борьбы и выражали поддержку как идеям руководящих органов партии, так и формирующимся новым органам власти(4).Так, Антифашистское вече народного освобождения Хорватии 14 октября 1943 г. провозгласило, что борется за В«новую и демократическую Югославию свободных и равноправных народовВ», при этом сербы в Хорватии наравне с другими будут пожинать плоды победы и свободы, станут равноправными в братской Хорватии и демократической Югославии(5). В Манифесте Главного штаба НОБ Македонии (октябрь 1943 г.) тоже говорилось о борьбе за В«братский, федеративный союз балканских народовВ» в рамках Югославии(6). Антифашистские веча народного освобождения Черногории, Боснии и Герцеговины, Санджака, осенью 1943 г. также заявили о своем желании бороться за новую демократическую Югославию.

Создаваемое государство предполагалось строить на федеративных основах В«при полном равноправии сербов, хорватов, словенцев, македонцев и черногорцевВ»(7). Жителей Боснии и Герцеговины в этом списке народов нет, поскольку их относили к сербам или хорватам разных вероисповеданий. Вплоть до 1943 г. Босния и Герцеговина рассматривалась как автономная область в составе Сербии. И лишь в конце войны по просьбе коммунистов Боснии Тито решил дать Боснии и Герцеговине статус республики(8).Соответственно, намечалось создать 6 республик — Сербию, Хорватию, Словению, Черногорию, Македонию и Боснию и Герцеговину. В основу будущей Федерации должны были лечь демократические принципы. Об автономных образованиях речь пока не шла, но национальным меньшинствам гарантировалось предоставление всех прав.

Появление национального вопроса в документах КПЮ было связано как с многонациональным характером Югославии, так и с необходимостью объединить как можно большую часть населения в антифашистской борьбе. Нужно было проявить огромную настойчивость, вспоминал И. Броз Тито, В«чтобы убедить все национальности в том, что только в национально-освободительной борьбе, в борьбе против оккупантов и внутренних предателей-реакционеров можно завоевать все национальные права, и путь к этому — создание новой Югославии, без старых правителей, на совершенно новой основеВ». Именно поэтому, по мнению Тито, В«национальный вопрос стал одним из мощных рычагов освободительной борьбыВ»(9). КПЮ В«удалось создать скрепленное кровью братствоВ». Каждый народ формировал свои Антифашистские веча народного освобождения, что явилось зачатком республиканских органов власти. Народам предлагалось на своих территориях самим решать проблемы, используя право на самоопределение, которое в то время звучало скорее как декларативное.

Выступая на учредительном съезде КП Сербии 12 мая 1945 г., И. Броз Тито очертил свое понимание федерации, в которой должны преобладать интернационализм и любовь к В«монолитной ЮгославииВ». Скреплять федерацию, по его мнению, должна идея В«единства и братства народов ЮгославииВ»(10), которая позже станет доминантой идеологии межнациональных отношений федеративной Югославии.

Вопросы границ между будущими республиками для многонациональной Югославии всегда были не только актуальными, но, как показали дальнейшие события, судьбоносными. В документах компартии во время НОБ(11)они не поднимались, хотя некоторые контуры стали уже обозначаться. Видимо, готовясь к акции определения границ между республиками, Тито предупреждал: В«Не может быть вопроса, будет ли какое-нибудь село принадлежать той или иной федеративной единице, т. к. оно принадлежит всей ЮгославииВ»(12). Эта формула о незначимости межреспубликанских границ так и осталась преобладающей за все время существования СФРЮ. На втором заседании АВНОЮ (1943 г.) фактически была поставлена задача построить государство на федеративных началах, создав из пяти народов (сербы, хорваты, словенцы, черногорцы, македонцы) 6 республик (Сербия, Хорватия, Словения, Черногория, Македония, Босния и Герцеговина). Решение вопроса границ было отложено до мирного времени.

Принципы определения границ не были четкими — в одних случаях применяли исторический подход, в других — этнический. По мнению сербского историка Д. Батаковича(13), основным для определения границ, особенно на спорных территориях, был все же не этнический принцип, а география деятельности краевых партийных и военных организаций. Подтверждение этому находим в воспоминаниях Адила Зулфикарпашича, политического деятеля БиГ. По его словам, на тех территориях, где в годы войны действовали партийные организации во главе с Центральным комитетом, предполагалось создать республики, а на управлявшихся Краевыми комитетами партии — национальные образования в составе республик(14). Хорватский академик Любо Бобан полагает, что в основе границ лежит использование военно-политической организацией народно-освободительного движения разделения территории Югославии на исторические области(15).

Первое упоминание о внутренних границах Югославии произошло на заседании Президиума АВНОЮ 24 февраля 1945 г. Обсуждался вопрос пропорционального представительства федеральных единиц в органах власти. Кроме прочего, секретарь президиума Миле Перуничич сказал: В«Словения берётся в границах бывшей Дравской бановины, Хорватия — в границах бывшей Савской бановины с 13 срезами бывшей Приморской бановины и Дубровникским срезом из бывшей Зетской бановины, Босния и Герцеговина — в границах, определенных Берлинским договором [1878], Сербия — в границах до Балканских войн со срезами, отошедшими от Болгарии по Версальскому миру, Македония — югославская территория южнее от Качаника и Ристовца, Черногория — в границах до Балканских войн с Беранским и Которским срезом, Плавом и ГусинемВ»(16).

Коммунисты с революционным энтузиазмом воспринимали границы как нечто малозначащее. Видный сербский революционер, общественно-политический деятель, писатель Родолюб Чолакович уверял, что для боснийских и герцеговинских сербов, которые всегда смотрели на Сербию как на центр сербства, река Дрина никогда не будет границей, а только В«межплеменной межойВ». Для одного из участников тех событий Раде Прибичевича сербский народ в Хорватии должен стать мостом между Хорватией и Сербией, а не рвом(17).

Наиболее сложно проходило разграничение Хорватии с Сербией. Границы между ними определяла комиссия коммунистов из пяти человек во главе с М. Джиласом, созданная ЦК СКЮ 11 июня 1945 г. и поддержанная Президиумом АВНОЮ. Спор разгорелся по поводу срезов: Суботица, Сомбор, Апатин, Оджаци, расположенных севернее и северо-восточнее Дуная (Бачка), Банина, Дарда (Баранья), Вуковар, Шид, Илок, расположенных юго-западнее и южнее реки Дунай (Срем). Измешанность населения можно видеть на примере Сомбора. Относительное большинство в срезе в 1945 г. имели венгры, а до войны — немцы. В городе большинство составляли сербы, а в селах — хорваты.

Комиссия объездила всю территорию, привлекала к своей работе местные власти всех районов, выслушивала советы и предложения, подсчитывала численность населения. Основополагающим тезисом для рассмотрения отношений между сербами и хорватами для комиссии было то, что сербы и хорваты в новом государстве имеют равные права. Тем не менее, комиссии было ясно, что сербы в Хорватии были за Сербию, а хорваты — за Хорватию. Загреб полагал, что венгров Воеводины надо поделить, поскольку они боятся Белграда, а венгры не признавали никакого разделения. Хорватия доказывала, что Срем входил в Третью Славонскую оперативную зону, за которую отвечали соответствующие органы народно-освободительного движения Хорватии. Воеводинцы смотрели на Срем как на часть своей территории. В политических организациях Воеводины преобладало мнение, что к Воеводине должны отойти все территории, которые во время войны подчинялись руководству освободительных органов и партийных организаций этого края. А это значит — Баранья, Вуковарский срез и Западный Срем. Как отмечается в литературе, началась В«тихая борьба за территории между Хорватией и ВоеводинойВ»(18). Из-за нерешенного вопроса границ даже откладывались выборы в органы народной власти в Воеводине.

Когда рассматривали вопрос о Вуковаре, то члены комиссии склонялись к тому, чтобы оставить его в составе Хорватии, считая самым важным единство территорий вокруг Вуковара, а не его принадлежность. Объединенный Сремско-Вуковарский срез имел тогда большинство хорватского населения, а отделенный Вуковарский срез — большинство сербского населения. Джилас записывал в тетрадь разные мнения. Один серб, например, полагал, что Сремско-Вуковарский срез нельзя отбирать у Хорватии, т. к. В«тогда не будет братстваВ», а хорваты окажутся в хвосте Хорватии(19). Опрашиваемая молодежь говорила, что между молодыми отношения хорошие, и вражды нет. Окружной комитет КП Сербии в Среме писал, что в вуковарском срезе за время оккупации значительно уменьшилось количество сербов, а заселено было около 2 тыс. хорватов.

В результате Комиссия предложила следующее разграничение: граница между Сербией и Хорватией от венгерской границы идет по Дунаю, оставляя Вуковар и ряд других сел до Илока в Хорватии, а затем сворачивает на юг, закрепляя ряд сел за Воеводиной. Причем, Хорватии достались несколько сел с большинством сербского населения, а Воеводине — с хорватским(20). Решения комиссии считались предварительными и временными. До сентября 1945 г. республики могли подготовить свои замечания на проект разграничения между республиками. Даже после принятия первой Конституции ФНРЮ (январь 1946 г.) почти год правительство ФНРЮ собирало предложения об изменении границ. На хорватско-сербской границе по инициативе самих сел произошли некоторые перестановки: село Бабска-Новак вошло в Хорватию и было присоединено к вуковарскому срезу, а село Ямена отошло к Воеводине.

В черновых записях Джиласа помечено, что идея автономии Воеводины — это победа В«великосербской идеиВ»(21). Д. Батакович полагает, что выделение в автономный край территории с таким большим количеством сербов (50,58 %), а не венгров (25,78 %) — это большая уступка В«братскому коммунистическому режимуВ», который только зарождался в Венгрии(22). Как пишет хорватский историк Л. Бобан, приняв Конституцию Сербии в январе 1947 г., В«высший государственный орган Сербии утвердил разграничение с Хорватией, поэтому в Воеводине больше никогда не говорили о временном разграничении, поскольку те границы стали окончательнымиВ»(23). По его мнению, разграничение в Среме проведено не в пользу Хорватии, но зато Хорватия получила Баранью, которая никогда не входила в хорватские земли. А вот создание Автономного края Воеводины в составе Сербии он считает явным приобретением Сербии.

На юге Сербии при проведении границы были учтены решения АВНО Санджака от 29 марта 1945 г. о самороспуске и присоединении шести срезов к Сербии, а двух — к Черногории. В этом решении особо подчеркивалось, что ни сейчас, ни ранее не ставился вопрос о специальном статусе Санджака в будущем государстве, поэтому нет причин, которые бы помешали разделению территорий области(24).

В результате окончательного утверждения республиканских границ большие сербские диаспоры кроме Сербии были расположены еще в двух республиках (Хорватии и БиГ), а если учитывать и Черногорию, то в трех. В более поздней историографии этот факт, а также создание на территории Сербии двух автономных образований, стали оценивать как намеренное раздробление сербского народа и уменьшение территории Сербии(25). Как полагает Д. Батакович, решениями коммунистов о новых границах были уничтожены, например, решения Черногории и Воеводины еще в ноябре 1918 г. объединиться с Сербией, или решение 42 из 54 общин Боснии и Герцеговины также объединиться с Сербией(26). Согласно Д. Батаковичу, территорию Сербии значительно урезали и начертили в границах 1878 г. Властям он также вменяет в вину недемократический способ определения границ, без выяснения волеизъявления граждан.

При определении границ Народной Республики Македонии возник спор по вопросу территории монастыря Св. Прохора Пчиньского, где в августе 1944 г. проходило заседание Антифашистского Собрания Народного Освобождения Македонии. Хотя монастырь располагался на сербской территории, македонцы считали логичным его включение в состав македонской территории. Однако спор решили не в пользу Македонии.

В Боснии и Герцеговине при определении границ произошла небольшая ревизия — по требованию черногорских коммунистов Герцег-Нови са Клеком и Суториной, когда-то турецкий выход к морю, был передан Черногории(27). Хорватский историй Л. Бобан полагает, что Суторина и Неум, еще в 1718 г. переданные Дубровником Турции, должны были отойти к Хорватии(28).

Во время обсуждения первой Конституции ФНРЮ (1946) был поставлен вопрос об автономии Далмации в составе Хорватии, но он так и не был решен. Обсуждалось также создание автономных единиц в Македонии, Боснии и Герцеговине, ведь объективные условия к тому существовали. Моша Пияде, например, предлагал создать сербские автономные области в Хорватии, Боснии и Герцеговине, или сделать Боснию и Герцеговину автономным краем в составе Сербии, но Тито, А. Ранкович и М. Джилас не согласились с этим(29).

Как оказалось позже, определенные в 1945-1946 гг. республиканские границы имели большое значение при распаде федерации и определении территорий будущих государств.

Национальный вопрос в социалистической Югославии. Федеративная Народная Республика Югославия была провозглашена как В«союзное народное государство республиканской формы, объединение равноправных народов, которые на основе права на самоопределение, включая право на отделение, выразили свою волю жить совместно в Федеративном государствеВ»(30). В 1948 г. численность ее населения составляла 15 901 тыс. человек. В Боснии и Герцеговине проживало 2 582 тыс., в Черногории — 379 тыс., в Хорватии — 3 788 тыс., в Македонии — 1 162 тыс., в Словении — 1 443 тыс., в Сербии — 6 547 тыс. человек(31).

Федерация создавалась по национальному принципу — сколько наций, столько и федеративных единиц (исключением была Босния и Герцеговина). В первой Конституции ФНРЮ 1946 г. закреплялось создание шести республик, а в составе Сербии — Автономного края Воеводины и Автономной Косовско-метохийской области. Национальным меньшинствам гарантировались права развития культуры и свободного употребления родного языка, а республикам — суверенитет и безопасность. Гражданам гарантировалось равноправие перед законом невзирая на народность, расу и вероисповедание. К тем правам относились: право на получение образования, пользование всеми учреждениями культуры, права на свободу печати, объединений, собраний и манифестаций, право на защиту страны, на научную работу и художественное творчество. Конституция провозглашала равноправие республик. В первой же статье Конституции народам представлялось право на самоопределение вплоть до отделения. Этот принцип носил скорее декларативный характер, поскольку право на самоопределение вплоть до отделения партия считала лишь гарантией равноправности югославянских народов. Оно должно объединять равноправные народы, а не разъединять их. В последующие конституции Югославии это положение не вошло. Отношения между республиками коммунистическое руководство страны пыталось регулировать по принципу паритетного представительства в органах государственной власти, в КПЮ, в армии. Республики имели своих представителей в одной из двух палат Скупщины, решения в которой принимались простым большинством голосов. Хотя интересы республик представляло Вече национальностей, уже в скором времени возобладала точка зрения, что нациям в системе общественных отношений не принадлежит какая-то особая роль.

Национальная политика с момента образования ФНРЮ играла важную роль во внутренней жизни государства и его внешних связях. С одной стороны, она регулировала взаимоотношения многочисленных народов и народностей федерации, а с другой, была важным фактором взаимодействия с соседними странами, поскольку представители титульных наций других государств как национальные меньшинства проживали в Югославии, и наоборот — в семи граничащих с Югославией странах имелись национальные меньшинства югославянских народов.

К национальным меньшинствам в Югославии относили албанцев, болгар, чехов, итальянцев, немцев, румын и представителей других народов. Статистика показывает рост их общего числа по отношению ко всему населению Югославии. Так, в 1948 г. из 15,77 млн. населения федерации национальные меньшинства составляли 1,98 млн., в 1953 г. из 16,94 млн. — 2,52 млн. Наряду с этим наблюдалось уменьшение численности одних и увеличение других. Самый большой рост отмечен у албанцев, у остальных — спад, который особенно заметен после 1961 г.(32).

Федерацию, созданную после 1945 г., стремились сделать федерацией равновесия, федерацией, в которой учтены интересы всех проживающих в ней народов. Появились и новые нации — македонская и черногорская, получившие свои республики. А Босния и Герцеговина создавалась из трех наций, одной из которых (мусульманской) были созданы все условия для полного развития. Сербские коммунисты в соответствии с программой партии не стремились к объединению всех сербских территорий, успешно справляясь с поставленной задачей борьбы с великосербским гегемонизмом. Постановка В«сербского вопросаВ» тогда могла, считало руководство страны, нарушить национальное равновесие, которое достигалось с большим трудом. Учитывая это, сербы вынуждены были согласиться с тем, что их соплеменники в Боснии и Герцеговине и Хорватии получили статус государствообразущих народов.

Естественно, встает вопрос, как можно было достичь национального равновесия в Югославии после Второй мировой войны, когда в Хорватии, например, еще недавно существовал концлагерь Ясеновац, в котором было уничтожено около 700 тыс. сербов, евреев и цыган, когда в Косове и Метохии число сербского населения сократилось вдвое, когда хорватское, сербское и мусульманское население в Боснии и Герцеговине участвовало во взаимном уничтожении? Безусловно, после войны сделать это было трудно. Межнациональные столкновения во время войны оставили глубокий след в душах народов, особенно на территории Хорватии, Боснии и Герцеговины. В первые послевоенные годы еще имели место случаи кровной мести, взаимной неприязни, недоверия(33). Натянутыми были македонско-албанские, а также сербско-македонские отношения из-за запрета возвращения в Македонию изгнанных во время войны сербов.

Чтобы избежать конфликтов были найдены принципы, с помощью которых хотели достичь гармонии межнациональных отношений. Согласно одному из них, предлагалось не вспоминать обо всех разногласиях, обидах и ненависти предшествующего периода. Молодое государство с новой программой межнациональных отношений начинало как бы с нуля, с чистого лица, предоставляя всем народам равные права в строительстве нового общества. Для того, чтобы в Хорватии могли жить и сербы, и хорваты, хорватский национал-шовинизм идентифицировался с фашизмом. О геноциде сербского народа в Хорватии не говорили, поэтому Ясеновац стал символом осуждения фашизма вообще. В рассматриваемые нами годы старались забыть о геноциде мусульман со стороны четников, о зверствах албанцев и их преданности фашистскому режиму. Второй принцип касался преодоления понятия В«правящая нацияВ», на смену которому приходило понятие новой нации В«югославовВ», складывающейся в процессе построения социализма. Развитие югославянства как выражение политики интернационализма должно было стать основой политического и национального единства страны. Свою же задачу партия видела в предотвращении появления национального эгоизма и шовинизма. Всё, что могло поколебать прочность федерации, нарушить национальное единство, клеймилось как В«предательствоВ», В«контрреволюцияВ», В«преступлениеВ». Самые сложные и деликатные национальные проблемы ЦК КПЮ решал или на закрытых заседаниях Политбюро в узком составе, или на заседаниях с привлечением ведущих партийных деятелей из республик. Такую деятельность партии облегчала и созданная по подобию СССР политическая система общества.

Политическая система югославского общества в начальный после войны период складывалась как однопартийная. Отношения между республиками и федеральными органами строились на приоритете центральной власти. На политическую систему из Устава КПЮ был перенесен принцип демократического централизма, который отражал интересы центра, а точнее — узкой группы руководства КПЮ. Это вело к концентрации власти в руках союзных органов, которые наделялись широкими полномочиями. Отсутствие фактической самостоятельности республик компенсировалось революционной риторикой и эйфорией, связанной с провозглашением народной власти и проведением выборов в представительные органы на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании.

В условиях однопартийной системы федеративный механизм практически не функционировал. Для политической системы, закрепленной Конституцией 1946 г., была характерна концентрация власти в руках партийно-государственной верхушки, укрепление исполнительно-административных органов. Правительство, часто подменяя деятельность Скупщины, обладало правом осуществлять нормативные функции, принимать постановления, имеющие силу закона. Так, например, на основании специального закона (декабрь 1946 г.) оно приняло более 100 постановлений по вопросам экономики и финансов. Доминирование правительства в законодательной деятельности, принижение значения представительных органов являлись характерной чертой командно-административной системы, складывавшейся в Югославии в первое послевоенное десятилетие. Конституционная система отражала и закрепляла высокий уровень государственной централизации, которая рассматривалась как вынужденная революционная мера.

Однако выбранная модель государственного строительства, неумение революционную риторику воплотить в реальные дела, ошибки в проведении практической национальной политики вели к появлению проблем, которые мешали осуществлению задуманной модели братства-единства. Несмотря на провозглашенные высокие идеи в первые послевоенные годы в ряде регионов существовали серьезные проблемы, имевшие и исторические корни и современные политические предпосылки. Самыми крупными из них были взаимоотношения албанского и православного населения в таких республиках с большинством православного населения, как Сербия и Македония, сербско-хорватские отношения в рамках Хорватии и ряд других. Рассмотрим упомянутые проблемы в ряде югославских республик.

Сербия. Кроме сложных албано-сербских отношений с Сербией связывают еще одну проблему, которая касается непосредственно сербов и часто упоминающегося в литературе понятия В«сербский национализмВ». Дело в том, что во время войны существовал еще один лозунг, который должен был способствовать объединению народов под флагом коммунистов — борьба против угнетателя предшествующего периода. Причем угнетатель имел не социально-классовый облик, а национальный. Тито подчеркивал, что борьба не была бы успешной, если бы народы не объединились не только в борьбе против фашизма, но против тех, кто их угнетал, прежде всего, против В«великосербского гегемонизмаВ». Именно в этом Тито видел В«национальный смыслВ» народно-освободительной борьбы, которая несла свободу и равноправие всем народам страны(34). Он отмечал, что В«двадцатилетний период угнетения народов Югославии (хорватов, македонцев, словенцев и других) горсткой великосербских гегемонистовВ» был одной из причин быстрой капитуляции Югославии и порабощения страны фашистами(35).

Тогда же начинает складываться интересный феномен, который продержался до конца 80-х гг. ХХ в. — речь идет о так называемом В«комплексе виныВ» у сербов. Дело в том, что Сербия при Тито считалась возможным носителем идеологии гегемонии. Произошло отождествление Сербии, а затем сербского народа с гегемонистской идеологией, проявлением которой была идея В«Великой СербииВ». Частое употребляемое выражение В«гегемония великосербской буржуазииВ» в первые послевоенные годы постепенно уступало место выражению В«великосербская гегемонияВ». Одну из своих задач СКЮ видел в борьбе с этим явлением. Чтобы никто не обвинил их в национализме, коммунисты Сербии сами готовы были активно сражаться с идеологией В«великосербизмаВ» и гегемонизма. В резолюции учредительного съезда КП Сербии подчеркивалось, что одной из основных задач коммунистов республики является В«борьба против шовинистических и гегемонистских тенденций, главным образом, великосербских, борьба за братские отношения между всеми национальными группами, которые живут в Сербии, Воеводине, Косове и МетохииВ»(36). Сербская нация уже в социалистическом обществе долгие десятилетия несла на себе элемент вины и за четническое движение, и за В«великосербский гегемонизмВ» предшествующей Югославии. Поэтому именно они были главными критиками сербского национализма на протяжении всего послевоенного развития СФРЮ(37). Это прямо противоположный эффект национальной политики, когда один народ в многонациональном государстве стал В«боятьсяВ» сделать неосторожный шаг в отношении любой другой нации или слишком открыто проявлять свои национальные чувства. И на этом фоне понятен рост, а затем и успех, например, хорватского национализма в Хорватии, албанского — в Косове. По мнению сербского историка Б.Петрановича, сербы потерпели поражение в Косове в результате национальной политики Тито(38).

Тито упорно повторял, что межреспубликанские границы являются только линиями на граните, которые соединяют народы и меньшинства. Однако Милован Джилас в интервью французскому В«МондВ» в 1971 г. открыто признавал, почему в Сербии создали два автономных края: разделение Сербии преследовало цель ослабить В«централизм и гегемонизм сербовВ», как самое серьезное препятствие установлению коммунизма(39).

В соответствии с Конституцией ФНРЮ в январе 1947 г. Сербия приняла свою Конституцию, в которой более подробно определила права представителей национальных меньшинств, а также полномочия органов власти в автономных единицах. Национальные меньшинства были представлены в местных органах власти в соответствии со структурой населения этой области. Они должны самостоятельно принимать Уставы автономий и более подробно определять права и обязанности краевых органов власти. Уставы Воеводины, а также Косова и Метохии были приняты в 1948 г.

Косово и Метохия. С началом Второй мировой войны в процессе расчленения югославского государства большая часть Косова и Метохии (КиМ) вошла в созданную фашистской Италией Великую Албанию. Немецкие и итальянские войска албанцы встречали как освободителей, т. к. надеялись осуществить мечту о едином независимом албанском государстве. На территории КиМ албанцы не участвовали в антифашистской борьбе, поскольку думали использовать оккупацию края для его отделения от Сербии. Албанцы-экстремисты, работая на эту идею, активно осуществляли выселение с этой территории неалбанского населения. Мустафа Кроя, премьер-министр албанского марионеточного правительства в июне 1942 г. открыто заявил, что В«необходимо приложить усилия к тому, чтобы всех сербов-старожилов из Косова выгнать..., сослать в концентрационные лагеря в Албанию. А сербов-переселенцев надо убитьВ»(40). По данным американских спецслужб, с апреля 1941 до августа 1942 г. албанцы убили около 10 тыс. сербов, а число изгнанных сербов в период всей оккупации составляло 100 тыс. человек(41). Примерно такое же число албанцев переселилось из Албании в Косово. Э. Ходжа объяснял, что на территории Косова не велось народно-освободительной борьбы, поскольку албанцы не были уверены в том, что, В«сражаясь наряду с народами Югославии против фашизма, они этим завоёвывают себе право на самоопределение для соединения с АлбаниейВ»(42). Во время войны на территории Косова и Метохии открывались школы на албанском языке, создавалась албанская администрация и возрождалась старая символика, населению раздавалась земля.

Руководство КПЮ в конце войны столкнулось с серьезным сопротивлением албанских националистов и вынуждено было с декабря 1944 по февраль 1945 г. вести с ними вооруженную борьбу. Оперативный штаб сообщал в декабре 1944 г., что на территории Косова орудуют В«шиптарские(43)бандыВ», которые находятся большей частью в горах, получая помощь и продукты питания в селах, которые их поддерживают. В отношении таких сел предлагалось проводить репрессии. По всему краю действовали албанские контрреволюционные комитеты, которые ширили дух неповиновения, проводили пропаганду В«Великой АлбанииВ», организовывали сопротивление народной власти, призывали не вступать в армию Тито. Албанские отряды сопротивления насчитывали, по разным данным, от 10 до 16 тыс. человек(44). Между восставшими албанцами и партизанской армией, в которой большинство составляли сербы и черногорцы, велись военные действия. Было убито около 3 тыс. албанцев(45). Восстание удалось погасить, часть албанцев перебралась в Грецию, часть осталась в горах и продолжила сопротивление новой власти(46). В начале февраля 1945 г. Верховный штаб НОБ ввел в Косове военное управление, заменяющее гражданскую власть в крае. На должности политического комиссара, командующего и коменданта были назначены сербы. Партийные организации Косова и Метохии также возглавляли сербы.

На первом заседании Областного народного комитета Косовско-Метохийской области прозвучали голоса о вхождении КиМ в состав Сербии. Великая Антифашистская Скупщина Сербии в апреле 1945 г. приветствовала такие высказывания(47). В июле 1945 г. после отмены военного положения косовары, лояльные новой власти, собрали Скупщину и выразили желание В«всего населения области присоединиться к федеративной Сербии как ее составная частьВ»(48).

За время войны территорию Косова, по разным данным, покинули от 100 до 200 тыс. сербов и черногорцев, а населили многие тысячи албанцев из Албании(49), которые так и остались в этих краях, используя благоприятную политическую обстановку в Югославии в 1944-48 гг. Многочисленные манифестации албанского населения Косова, проходившие в 1945 г., выражали нежелание находиться в составе Сербии. Тито пытался успокоить ситуацию, с одной стороны, заявлением о предполагаемом вхождении Косова в состав Албании, а, с другой — освобождением албанцев от ответственности за преступления против сербского населения, совершенные во время войны. Весной 1945 г. И. Броз Тито говорил албанцам Косова: В«Мы знаем, что вы пошли в немецкую армию, что вы боролись против нас, но это не значит, что мы призываем вас к ответственности. Мы знаем, что вы были обмануты, что не все из вас убийцы и преступники, что 90 % из вас заблуждались, и что сейчас настало наше время вам помочь, объяснить, чего мы хотим. Мы не хотим, чтобы шиптари в Косове были людьми второго или третьего сорта. Мы хотим, чтобы у вас были свои права, равноправие, был свой язык, свои учителя, чтобы вы ощущали себя в своей странеВ»(50). Сербские ученые сегодня оценивают такую политику как ущемление прав, прежде всего, сербского населения Косова. Одни полагают, что В«для Броза Косово было каналом по овладению Албанией, и одновременно средством разрушения исторического сознания сербского народаВ»(51), что В«создание этой области имело целью помочь объединению Албании с Югославией под властью ТитоВ»(52), другие видят в этом В«стратегию ослабления сербского фактора в будущей ЮгославииВ»(53), третьи отмечают стремление руководства уменьшить территорию Сербии под влиянием синдрома В«великосербской опасностиВ»(54).

Руководство Югославии после войны ничего не сделало для восстановления прежней этнической структуры КиМ. Наоборот, уже 6 марта 1945 г. было принято постановление В«О временном запрещении возвращения колонистов в места их прежнего проживанияВ» — в Македонию, Косово, Метохию, Срем и Воеводину. На протяжении нескольких десятилетий этот факт в научной литературе не обсуждался. Однако в последние годы были опубликованы новые документы, которые позволили историкам сделать несколько предположений относительно мотивов появления такого указа.

Известный политик, ученый и писатель, близкий соратник Иосипа Броз Тито Милован Джилас писал в воспоминаниях, что правительства Албании и Югославии в конце войны В«в принципе стояли на точке зрения, что Албания должна объединиться с Югославией, что разрешило бы и вопрос албанского национального меньшинства в ЮгославииВ». Это В«принесло бы не только непосредственные выгоды и Югославии, и Албании, но одновременно покончило бы с традиционной нетерпимостью и конфликтами между сербами и албанцами. И — что... особенно важно — это дало бы возможность присоединить значительное и компактное албанское меньшинство к Албании как отдельной республике в югославско-албанской федерацииВ»(55). И. Броз Тито намного больше интересовала судьба задуманной им балканской федерации, ядром которой стала бы Югославия, чем область Косово в составе Сербии. Он готов был ею пожертвовать, чтобы сделать эти планы привлекательными для Албании. Э. Ходжа подтверждал такое желание, дословно повторив слова Тито в письме в ЦК ВКП (б) в начале сентября 1949 г.: В«Косово принадлежит Албании и должно быть присоединено к Албании. Мы желаем этого ото всей души, но в настоящий момент не можем этого допустить, потому что реакция великосербов еще очень сильнаВ»(56). Сама идея долго оставалась для Тито актуальной, он все делал для сближения двух стран. В 1946-47 гг. было заключено 46 договоров, которые фактически устанавливали единую экономическую политику Албании и Югославии. Договоры о сотрудничестве и соглашение об отмене виз содействовали реализации планов Тито В«принять все меры к сближению населения Косова и Метохии с населением АлбанииВ»(57).

Таким образом, национальная структура Косова и Метохии в первые послевоенные годы была изменена в пользу албанцев. При этом автору неизвестны данные, которые бы говорили о нетолерантном отношении сербов к албанцам. Свои результаты давали провозглашенная политика национального равноправия, лозунги о братстве и единстве, а также кампания против великосербского шовинизма. Земля невернувшихся сербов и черногорцев отдавалась албанцам. По некоторым сведениям, они приобрели около 25 тыс. га земли(58). Как отмечалось на заседании Скупщины Народной Республики Сербии в октябре 1948 г., В«в Косове и Метохии исправлена несправедливость, нанесенная еще до войны шиптарам, когда у них отнимали землиВ»(59). Албанцы составляли большинство в Косове и Метохии: по переписи 1948 г. их численность равнялась 498 242 или 68,45 %, сербов — 171 911 или 23,62 %, черногорцев — 28 050 или 3,85 %. Численность сербов могла бы быть на 60 тыс. больше, но им возвратиться в КиМ было запрещено. Одновременно 75 тыс. албанцев из Албании, которых во время войны итальянцы переселили из Албании, остались на землях бежавших или убитых сербов(6).

Языковое равноправие албанцев на практике подтверждалось осуществлением административных дел наряду с сербскохорватским и на албанском языке на всех уровнях, начиная с 1948 г. В местных Народных комитетах в 1948 г. работали 64 % албанцев, а в районных — 60 %, хотя грамотными к концу войны были всего 10 % населения края(61). Косово-Метохийская область на заседании представителей районов 25 мая 1948 г. проголосовала за Устав области, который действовал до февраля 1953 г., когда был принят новый Устав. Устав подтверждался Народной скупщиной Сербии. Верховными органами народной власти в КиМ определялись Областной народный Комитет и Областной исполнительный Комитет. Делегаты КиМ представляли интересы области как в Скупщине Сербии, так и Югославии. Конституциями ФНРЮ и Сербии предусматривалось, что Косово-Метохийская Область посылала 15 своих представителей непосредственно в Вече народов Народной скупщины ФНРЮ, а также в Скупщину Сербии.

Политическая жизнь в Косове и Метохии в послевоенные годы проходила под знаком широкого вовлечения албанцев в общественную жизнь. До 1948 г. Народный фронт в области объединил 227 358 албанцев в более чем 57 тыс. организациях. Хуже дело обстояло с членством в КПЮ. Членами партии были лишь 0,35 % всего населения. Из них албанцы составляли 32 %, а сербы и черногорцы — 64 %(62). Среди албанцев, даже членов партии, как видно из партийных документов, сильны были националистические взгляды. Через весь послевоенный период албанцы пронесли постоянные цели (стремление создать на территории Косова и Метохии самостоятельную республику; выйти из состава Сербии), а также исходящие из этого средства их достижения, которые не менялись с течением времени: нелояльное отношение к югославскому государству, соответственно, власти; неприязненное отношение к неалбанскому населению края. Эти тенденции отмечает сербский историк Момчило Павлович(63). К этому можно добавить и конкретные организационные усилия для достижения поставленных политических целей. В Америке в 1946 г. была основана Третья призренская лига, организация, которая ставила задачу создания В«Великой АлбанииВ» и борьбу албанцев против руководства Югославии за отделение.

Официально В«проблемы КосоваВ» в Югославии не существовало. Впервые о ней заговорили в 1966 г., когда партией был осужден руководитель Службы государственной безопасности (СГБ) Александр Ранкович. Среди прочего, ему ставилась в вину и В«унитаристская ориентацияВ» в национальной политике, в частности, в Косове и Метохии(64). Руководители Косова и Метохии говорили о том, что СГБ сразу после войны установила в крае контроль над партийными организациями и органами самоуправления, выражала недоверие лицам албанской национальности, устанавливала слежку, заводила досье на ведущих функционеров Косова и Метохии. В дневниковых записях А. Ранковича значится, что ситуация в Косове и Метохии после войны всегда характеризовалась напряженностью, а деятельность враждебных элементов отмечалась высокой активностью. Были раскрыты подпольные организации, которые имели свои политические программы. По мнению А. Ранковича, В«это уже не были маленькие и несвязанные между собой группы, но организации с объединенным руководством, способные к проведению враждебных акцийВ», которые поддерживали нелегальные связи с Албанией, распространяли листовки, писали лозунги, вывешивали албанские флаги, планировали покушения на ведущих деятелей(65).

Воеводина была многонациональной территорией, к тому же разделенной в годы войны между НГХ и оккупированной Сербией. В Воеводине в годы войны сербы составляли 33 % населения, венгры — 26, немцы — 21, хорваты — 7 %(66). Во время войны в Воеводине удалось сохранить единую краевую партийную и военную структуру, поэтому уже тогда Воеводина именовалась не иначе, как В«автономияВ», без определения, какой республике она будет принадлежать. Например, в партийных документах 1943-1944 гг. говорилось об В«автономии Воеводины в составе федеральной ЮгославииВ»(67). Вопрос о Воеводине решался в апреле 1945 г. Хотя выдвигались разные предложения, исходили все-таки из того, что не венгры, а сербы в Воеводине составляют В«относительное большинствоВ»(68). Было решено создать автономную Воеводину именно в составе Сербии, поскольку сербы в ней преобладали, хотя логичнее было бы ожидать создание автономии для национального меньшинства, которое на этой территории преобладает. В июле 1945 г. Первая скупщина народа Воеводины приняла решение о вхождении Автономной Воеводины в Сербию. 1 сентября 1945 г. Скупщина Сербии приняла Закон о создании и устройстве Автономного края Воеводина. В 1948 г. в Воеводине появился первый Устав, который верховными органами власти определял Народную скупщину и Главный исполнительный комитет. Воеводина имела 20 своих представителей в Вече народов Скупщины ФНРЮ, а также в парламенте Сербии.

С Воеводиной, плодородным многонациональным краем, тесно связана еще одна проблема — колонизации земель, которая позже серьезно влияла на формирование климата межнациональных отношений.

Проводимая земельная реформа сопровождалась переселением аграрного населения. В Югославии этот процесс назывался колонизацией, которой занималось Министерство колонизации. В августе 1946 г. была создана Комиссия по аграрной реформе и колонизации, которая объединила функции всех других органов, включая министерство. В Воеводине земли сначала конфисковывались, а потом передавались во владение колонистов. Конфискации подверглось имущество и земли тех, кто сотрудничал или кто ушел с оккупантами, военных преступников, буржуазии, немцев, в первую очередь, граждан Третьего Рейха.

Следует напомнить, что немцы переселялись в Воеводину в течение 18 и 19 вв., постепенно за ними закрепилось название В«воеводинские швабыВ» или просто В«швабыВ»(69). Как отмечают сербские ученые, на них в ходе развития оказывали негативное влияние разные исторические события, в частности, территориальные изменения и принадлежность их территории расселения различным государствам. Немцам пришлось пережить в свое время и венгеризацию, и югославизацию, и националсоциализацию. Согласно переписи 1931 г., в Югославии около 500 тыс. человек называли немецкий язык своим родным(70). Значительное число немцев (около 28 тыс.) жило в Словении. Во время войны немецкое национальное меньшинство пользовалось особыми привилегиями на оккупированных территориях. Они получили возможность служить в рядах немецкой армии, занимать должности в иерархии оккупационных режимов, обладали рядом привилегий, не подвергались притеснениям со стороны оккупантов. Решением АВНОЮ от 21 ноября 1944 г. у всех немцев было отнято право гражданства Югославии. По окончании Второй мировой войны часть немцев была эвакуирована, часть ушла с отступающими германскими войсками, а остальные, включая стариков, женщин и детей, были помещены в концентрационные лагеря без суда и следствия, где находились до весны 1948 г.(71). Те, кто выжил и вышел из лагерей, были отправлены на три года на трудовые повинности(72).

Недавно опубликованные документы из российских архивов показывают, что депортации немцев с территории Югославии способствовала и Москва. 16 декабря 1944 г. Государственный Комитет Обороны СССР принял постановление о мобилизации и интернировании для использования на работах в СССР В«всех трудоспособных немцев в возрасте — мужчин от 17 до 45 лет, женщин от 18 до 30 лет, находящихся на освобожденной Красной Армией территории Румынии, Югославии, Венгрии, Болгарии и ЧехословакииВ»(73). Мобилизации подлежали немцы, подданные как Германии, так и других стран. Организацию сборных пунктов, прием мобилизуемых, формирование и отправку эшелонов, охрану их в пути брал на себя НКВД СССР. Всех мобилизованных немцев направляли на работы по восстановлению угольной промышленности Донбасса и черной металлургии Юга. Из прибывающих на место работы немцев формировали рабочие батальоны по 1 000 человек в каждом. 5 января 1945 г. Л. Берия сообщал И. Сталину и В. Молотову об отправке в СССР из Югославии пятью эшелонами 9 899 интернированных немцев. В«Из их числа, — говорилось в донесении, — 3 эшелона в количестве 5 700 человек направляются на ст. Горловка для работы на шахтах треста Сталинуголь и 2 эшелона в количестве 3 800 человек направляется для работы на шахтах треста ВорошиловугольВ»(74). Уже к 19 января 1945 г. из Балканских стран было отправлено в СССР 67 930 немцев, в том числе из Югославии — 10 935 чел.(75).

В мае 1946 г. Министерство внутренних дел СССР начало отправку военнопленных и интернированных немецкой национальности на родину, которая продолжилась и в следующие годы. Однако нет данных, сколько среди общего числа интернированных немцев, уезжавших из СССР, ранее проживали в Югославии. Так, в апреле 1947 г. из батальонов для интернированных, находящихся в распоряжении Министерства угольной промышленности западных районов, в Германию было отправлено 5000 немцев(76). Часть военнопленных удерживалась в лагерях по политическим соображениям и в начале 50-х гг. Например, в октябре 1951 г. МИД СССР не считал целесообразным передавать югославским властям 115 военнопленных и интернированных граждан, на которых не было никаких компрометирующих материалов, В«поскольку клика Тито могла бы использовать их во враждебных Советскому Союзу целяхВ»(77). По состоянию на 1 марта 1952 г. в лагерях МВД СССР находились еще 24 человека, интернированных из Югославии(78). Известно также, что югославское правительство препятствовало возвращению немцев в Югославию, лишая их гражданства. На заседании Народной скупщины Сербии в октябре 1948 г. приводились данные, что в Воеводине немцев осталось чуть больше 1 % от общего числа населения края, хотя данные переписи показывают, что в 1948 г. немцев там было 1,9 %, а в 1953 — 2,1 %(79).

Если вернуться к вопросу об аграрной реформе, то всего в Югославии было конфисковано 119 451 имений или 618 701 га земли. Из этого количества в Воеводине — 87 393 имений или 668 412 га. В связи с тем, что в эту цифру входила и конфискованная земля банков, монастырей, предприятий, то колонистам предполагалось отдать 64 % от конфискованной земли(80). Всего в Воеводину планировалось переселить 45 тыс. семей: из Боснии и Герцеговины — 12 тыс. семей, из Хорватии — 9, Черногории — 7, Сербии — 6, Воеводины — 6, Словении — 3, Македонии — 2 тыс. семей(81). Плодородные земли Воеводины прельщали крестьян из опустошенных и разоренных войной районов Хорватии, Боснии и Герцеговины. Землю обещали тем, кто не смог вернуться в Косово и Македонию, семьями борцов-партизан, инвалидов войны, жертв фашистского террора и т. д. В ходе проводимой аграрной реформы решался и вопрос наделения землей семей национальных меньшинств в самом крае. К 1948 г., как отмечалось на заседании Скупщины Сербии, землю получили 10 578 семей венгров, 4 470 — словаков, 4 203 — румын, 4 402 — русин(82). Всего же землю получили 89 833 семей разных национальностей(83).

Планировавшееся переселение народов — самое большое в новой истории Сербии. План начал осуществляться уже осенью 1945 г. Интерес крестьян к переселению был огромный. Только в Хорватии, например, было собрано 24 тыс. заявлений. До конца 1945 г. на новые земли переехали 34 % запланированных колонистов(84). До середины июля 1947 г. в Воеводину переселились 37 616 семей или 225 969 человек. Всего за время аграрной реформы и колонизации в Воеводину переехало более 40 тыс. семей(85). Среди них большинство были сербы (162 447 чел.), и черногорцы (40 176), затем шли македонцы (12 тыс.), хорваты (7 134). Меньше всего среди переселенцев было словенцев (около 2 тыс.) и мусульман (1 800). Все приехавшие в Воеводину были распределены в 114 населенных пунктов или колоний, было начато строительство 14 новых сел(86). В связи с колонизацией в Воеводине изменился и национальный состав. Согласно переписи 1953 г., сербы и черногорцы составляли уже 53 % населения края, венгры — 25, а хорваты — 7 %(87).

В Македонии сложность межнациональных отношений определялась присутствием на территории Македонии значительного числа мусульманского населения — турок, албанцев и исламизированных македонцев. По данным переписи 1931 г., население Македонии составляло 949 558 чел. Из них православных было 648 982 (68 %), мусульман — 287 820 (30 %). Среди мусульман албанцами себя считали 129 545 чел. (13,6 % от общего числа населения)(88). В 1939 г. мусульман было 328 751 чел.(89). В годы войны Болгария присоединила к себе Вардарскую Македонию вплоть до Охридского озера. Западная Македония была оккупирована фашистской Италией, и там была установлена албанская квислинговская власть. Здесь действовала национал-фашистская организация Национальный фронт В«Балы КомбетарВ» (балысты), выступавший за создание Великой Албании. Балысты имели свои добровольческие отряды, которые вместе с фашистами воевали против партизан не только на территории Македонии, но и в Косове. Их численность доходила до 7-8 тыс. чел(90). Часть албанцев активно сотрудничала с фашистами, часть воевала на стороне партизан. В Западной Македонии, согласно имеющимся документам, в конце 1944 — начале 1945 г. преобладали албанцы, которые хотели остаться в составе Албании. В партийных документах отмечались такие же настроения среди албанцев в Тетове, в то время как македонцы в тех краях были достаточно пассивны и далеки от политической жизни(91). За время войны в Западной Македонии осуществлялся геноцид над македонским населением, оставшихся в живых подвергали албанизации.

В течение всего 1945 г. в горах Македонии продолжалась борьба партизан с теми, кто выступал против новой власти. Албанцы были уверены, что они должны осуществить свои национальные чаяния в рамках самостоятельного государства. После войны, например, продолжала свою нелегальную деятельность созданная в 1945 г албанская организация В«Национал Шиптаре ДемократикВ», с центром в Скопье, которая занималась агитацией и националистической пропагандой на территории Македонии, Косова и Метохии, пыталась создавать боевые группы среди албанцев и турок(92). Правительство Македонии в основу своей национальной политики по рекомендации партии положило лозунг В«братства и единстваВ» и особенно боялось шовинизма и сепаратизма, которые ожидало от национальных меньшинств — сербов, болгар или албанцев. Представители албанского и турецкого нацменьшинств входили и в состав правительства, избирались и назначались в другие органы власти. В западной части Македонии и после освобождения было много албанцев, часть из которых имела гражданство Албании. Налаживая новую жизнь, македонские власти в марте 1945 г. специальным письмом Президиума АСНОМ запретили давать работу албанцам — гражданам Албании без особого на то разрешения властей и без соответствующей проверки их деятельности в годы войны(93).

Определенное напряжение в межнациональные отношения внес запрет новых властей на возвращение в Македонию немакедонцев. В феврале 1945 г. Президиум Антифашистского собрания народного освобождения Македонии (АСНОМ) разъяснял, что, согласно решению Президиума за № 143 от 1 декабря 1944 г., всем югославским подданным немакедонцам временно запрещено возвращаться назад в Македонию. Приводилось два аргумента в защиту такого решения: 1) чтобы избежать осложнений в имущественно-правовых отношениях, 2) чтобы случайно не избежать ответственности, если человек был на службе у оккупантов, а хочет укрыться в Македонии(94). Одновременно македонские власти строго выполняли постановление Белграда В«О временном запрещении возвращения колонистов в места их прежнего проживанияВ» — в Македонию, Косово, Метохию, Срем и Воеводину, направив специальное письмо всем окружным и областным народно-освободительным комитетам Македонии 26 марта 1945 г.(95).

В послевоенной Македонии турки, албанцы и исламизированные македонцы составляли достаточно многочисленную прослойку населения. Согласно переписи 1948 г., в Македонии общая численность населения составляла 1 152 986 чел. Из них македонцев было 789 648, албанцев — 197 389, турок — 95 940 чел(96). По официальной статистике в 1953 г. мусульман в Македонии было 310 469 чел., в то время как македонские ученые приводят цифру 390 949 чел. Из них 12 863 декларировали свою принадлежность к македонскому народу, а 10 623 считали себя В«македонскими мусульманамиВ»(97). В Западной Македонии в первые годы после освобождения исламизированные македонцы в большинстве своем рассматривались как албанцы. Достаточно было иметь мусульманское имя, чтобы в документах их записали или как В«албанецВ», или как В«турокВ». В селах со смешанным населением ассимиляция шла намного быстрее. Как считают македонские ученые, религиозный фактор среди мусульман в первые послевоенные годы был значимым. В июне 1945 г. в Скопье прошел Конгресс мусульман Македонии, на котором были избраны новые руководящие органы исламского религиозного сообщества Македонии(98). Общественно-экономические реформы в стране, коллективизация, национализация и экспроприация в первые послевоенные годы вызвали недовольство у части населения, особенно ремесленников, предпринимателей, зажиточных крестьян, среди которых было много мусульман. В конце 40-х — начале 50-х годов начался процесс массового отъезда турецкого, а частично и албанского, населения в Турцию. Комиссия по международным отношениям при ЦК КП Македонии считала этот вопрос политическим и держала его под постоянным контролем. Цифры уезжавших постоянно росли. По данным Комиссии, с 1951 по март 1959 г. из Македонии уехало 143 800 мусульман(99). Среди них были и исламизированные македонцы, и албанцы из Косова, Санджака, и мусульмане из Боснии и Герцеговины.

В Македонии существовала и проблема сербов. Об этом почти не писали историки социалистической Югославии, но в исторических работах последних лет можно прочесть о том, что после запрета колонистам возвращаться на свои исконные земли, в Македонии произошла искусственная ассимиляция около 140 тыс. сербов, которые были вынуждены менять свои фамилии с В«ичВ» на В«скиВ», если хотели найти работу и нормально жить в республике(100).

Хорватия. Сербско-хорватские противоречия являлись постоянным фактором напряжённости в межнациональных отношениях этой республики. В Хорватии сербское население компактно размещалось на 32 % территории и составляло 12,2 % от общего числа жителей республики. В 1941 — 1945 гг. история засвидетельствовала самые большие этнические чистки сербов на территории Независимого Государства Хорватии (НГХ), созданного усташами(101)при поддержке Гитлера и Муссолини. Усташеская программа НГХ, кроме прочего, предполагала истребление сербского народа, евреев и цыган и создание В«чистой хорватской нацииВ». Хорватский министр того времени Миле Будак сказал на одном из банкетов в Госпиче: В«Одну часть сербов мы уничтожим, другую выселим, остальных переведем в католическую веру и превратим в хорватов. Таким образом скоро затеряются их следы, а то, что останется, будет лишь дурным воспоминанием о нихВ»(102). Речь другого министра, Милована Жанича, стала программной для многих хорватов в НГХ. 2 июня 1941 г. он говорил на митинге в Нова-Градишка: В«Это государство, эта наша родина должна быть только хорватской и ничьей больше. И поэтому те, кто пришли сюда, должны уйти. Наш опыт в течение многих столетий, а особенно последних двадцати лет, показывает, что компромисс абсолютно невозможен. Это должна быть земля Хорватов и никого другого. Мы это не скрываем. Такова политика этого государства, и когда мы ее выполним, то осуществим то, что записано в усташеских анналахВ»(103). На территории НГХ начались гонения на сербов. Вторая половина 1941 г. осталась в истории как время массовых убийств сербов. Вырезались целые деревни, не щадились ни старики, ни женщины, ни дети. Их убивали и сжигали в собственных домах и церквах, к мужчинам и священникам применяли самые мучительные пытки. В соответствии с переписью населения 1948 г., количество сербов в Хорватии уменьшилось по сравнению с 1931 г., когда их насчитывалось 636 284 человек, на 92,5 тысяч. Но, по мнению исследователей, эта цифра, на самом деле, была намного больше(104).

Партизанское движение в Хорватии, в отличие от усташеского, было многонациональным. Для примера приведем следующие данные: в начале августа 1943 г. в двух партизанских отрядах, насчитывавших 781 бойца, 445 партизан были хорватами, 329 — сербами, 7 принадлежали к другим национальностям(105). В начале мая 1943 г. в Славонии был сформирован чехословацкий ударный батальон имени Яна Жижки, в середине августа — венгерский имени Шандора Петефи и немецкая рота имени Эрнста Тельмана. Партизанское движение привлекало сербов тем, что давало возможность бороться не только с немцами, но и с усташами, защитить свои дома и семьи. В документах созданного в июне 1943 г. Краевого антифашистского веча народного освобождения Хорватии (КАВНОХ) постоянно подчеркивалось равноправное сотрудничество хорватов и сербов без различия партийной и сословной принадлежности. В«Два тяжелых года борьбы наших народов за национальную независимость против фашистских оккупантов и их пособников доказали, что хорватский и сербский народы имеют полное право сами управлять своей судьбой... Хорватский и сербский народы вместе с остальными народами Югославии борются за новую демократическую Югославию свободных и равноправных народов, в которой, на основе самоопределения, будет построена свободная и демократическая Хорватия... Нет и не должно быть Хорватии, в которой сербам не гарантировались бы полное равноправие и равенствоВ», — отмечалось в документах КАВНОХ(106). Согласно Конституции Хорватии 1947 г., Хорватия являлась республикой хорватского и сербского народов. К национальным меньшинствам относились итальянцы, венгры, чехи, словаки, немцы, украинцы, русины и поляки (всего 5,2 %). Сербы национальным меньшинством не считались. Их в Хорватии после войны по переписи 1948 г. было 14,5 % населения, что было больше, чем численность албанцев и венгров вместе взятых на территории Сербии(107), тем не менее, автономии для сербов не предвиделось. В литературе нет данных о школах для сербов в Хорватии, об издании газет и журналов на кириллице в первые послевоенные годы. Отдельные школы создавались лишь для перечисленных выше национальных меньшинств.

Единственное национальное меньшинство на территории Югославии, положение которого регулировалось международными актами, были итальянцы. В соответствии с мирным договором с Италией, подписанным 10 февраля 1947 г. в Париже, а также итало-югославскому договору 1954 г., Югославия брала на себя ряд обязательств в отношении итальянского населения на территориях, отошедших к Хорватии. Им гарантировалось равноправие со всеми народами Югославии, они получили право издавать газеты и журналы на родном языке, открывать культурные, спортивные и общественные организации, использовать родной язык в детских садах, начальных, средних и специальных школах. В общинах, где представители итальянского меньшинства составляли не менее четверти населения, надписи улиц, поселков и общественных учреждений должны были дублироваться на итальянском языке(108). По мнению сербского ученого Д. Батаковича, итальянцы могли бы претендовать и на автономию в рамках Хорватии. Однако этого не произошло по идеологическим причинам, полагает Д. Батакович. Аргументом служило то, что Италия, в отличие от Венгрии и Албании, В«была идеологическим врагом коммунистической властиВ»(109).

Сейчас мало пишут о межнациональных отношениях в Хорватии в первые послевоенные годы. Но, возможно, некоторое мироощущение хорватов может передать хорватская эмиграция, которая тяжело переживала поражение во Второй мировой войне, держала под постоянным вниманием события в Югославии, надеялась на падение В«режима ТитоВ». По мысли юриста из Буэнос-Айреса, активного деятеля хорватской эмиграции И. Корского, хорваты всегда будут стремиться к независимости, т. к. и в созданной в 1945 г. Югославии сербы вновь главенствовали, используя право победителей в войне. А хорваты после 1945 г. ощущали, что стояли на стороне побежденных, были вынуждены терпеть гегемонию сербов и мечтали о своем государстве(110). Молодежь в 1945 г. была вынуждена скрывать свои мысли, должна была затаиться, чтобы выжить, писал И. Корски. Ведь В«это было первое поколение..., которое ощущало государство (НГХ) как нечто своё, которое почувствовало себя частью того государстваВ»(111). Постепенно, по его мнению, не осталось хорватов, которые были бы за Югославию. Он связывал это с тем, что сербы считали Югославию всего лишь В«расширенной СербиейВ», средством для сбора всех сербских земель под одной крышей и мечтающих сделать сербами всех своих соседей(112). И если хорваты согласились вновь войти в Югославию, а таковых совсем немного, то это потому, что они видели в ней В«меньшее злоВ», а не идеальное решение, что надеются на осуществление права народов на самоопределение. И. Корски обвинял Тито в том, что он уничтожил хорватское народное сопротивление, хорватскую интеллигенцию, а с ней и хорватское национальное сознание в первые годы существования новой Югославии. По его мнению, В«Тито со своими сотоварищами использовал сербов из Хорватии для уничтожения цвета хорватской нации, чтобы сделать Хорватию меньше макового зернышкаВ»(113).

В социалистической Хорватии старались забыть и не вспоминать события Второй мировой войны. Совместная жизнь в хорватских городах и селах, выдвижение на руководящие должности обязательно и хорватов, и сербов, смешанные браки, процент которых в республике был высок, редко давали повод для ссор и национальных обид, и скорее отражали ассимиляционные процессы. В 70-е годы Хорватия вышла на первое месте в СФРЮ по распространению этнически смешанных браков. Причем, число таких браков постоянно росло. В 1956 г. 10,9 % заключенных браков были смешанными, а в 1972 г. эта цифра возросла до 17 %(114).

Босния и Герцеговина (БиГ) в годы Второй мировой войны входила в состав Независимого Государства Хорватии, и поэтому населения этой республики (сербов, мусульман и хорватов) коснулись проблемы межрегионального переселения, взаимного уничтожения, ненависти, разрушения устоев и хозяйственной жизни. Сербы и евреи в Боснии и Герцеговине, как и на территории Хорватии, были подвергнуты страшному геноциду со стороны усташей и немцев, а мусульмане — со стороны четников. Аресты, убийства и выселение невинных людей начались в 1941 г. и продолжались всю войну. За время военных действий в БиГ погибло 179 тыс. человек, из которых 72 % составляли сербы, 16,5 — мусульмане и 4,4 % — хорваты. Спасая свои жизни, БиГ покинули до 200 тыс. сербов — коренных жителей этих земель(115). Партизанское движение объединило представителей всех слоев населения. Для многих это было единственным спасением избежать столкновения с четниками или усташами. Учредительное собрание, создавшее Краевое антифашистское вече народного освобождения Боснии и Герцеговины состоялось в ноябре 1943 г. Собравшиеся на нем представители разных народов и вероисповеданий выступили за братство всех народов, за полное равноправие сербов, мусульман и хорватов, за полную свободу, социальное равноправие, поддержали решение о федеративном устройстве будущей Югославии(116). Создание отдельной федеральной единицы Боснии и Герцеговины вызывало споры даже среди коммунистов. Однако Тито так объяснял целесообразность республиканского статуса БиГ: В«Разные элементы, бывшие писари, секретари говорят, что Тито и коммунисты разделили Сербию. Сербия в Югославии. И мы не думаем, что внутри Югославии создаем государства, которые будут воевать между собой. Если Босния и Герцеговина равноправна, если у них своя федеральная единица, тогда мы не разделили Сербию, а сделали счастливыми сербов в Боснии, как и хорватов, и мусульман. Речь идет только об административном разделенииВ»(117). Последствия войны еще долго ощущались во многих сферах общественной и экономической жизни республики, однако партийная идеология ставила задачу создания национальной симметрии, и на примере Боснии и Герцеговины формировала общество полного национального равноправия.

Однако не всеми мусульманами принималась новая коммунистическая идеология. Часть их, воспитанная в традиционном мусульманском духе, была недовольна коммунистической пропагандой, осуждением соблюдения постов и правил ислама, закрытием созданных сразу после войны специальных общежитий и столовых для студентов-мусульман в Загребе, медресе и других культовых учреждений, мусульманских культурных обществ, таких как В«ТрезвеностВ», В«МерхаметВ», В«ГайретВ» и др. В Сараеве, а затем в Мостаре и Загребе продолжила свою деятельность тайная организация В«Молодые мусульманеВ», выступавшая за соблюдение исламской веры и обычаев мусульман(118). В 1946 г. руководство группы было арестовано и осуждено. Среди них был и Алия Изетбегович, позже ставший лидером мусульман в борьбе за самостоятельную Боснию и Герцеговину в 1992 г. Он вспоминал: В«Организация вЂћМолодые мусульманевЂќ, по моему мнению, сыграла важную роль в том, что сегодня называем падением коммунистической системы. Ведь сопротивление, которое вЂћМолодые мусульманевЂќ оказывали в первые годы после войны наступающей коммунистической системе было одним из самых сильных и организованных на территории ЮгославииВ»(119).

Выделение БиГ в самостоятельную федеративную единицу произошло скорее не на этническом, а на территориально-историческом принципе. В то время не существовало В«боснийскогоВ» этноса, жители республики считались или сербами, или хорватами разной веры. В 1948 и 1953 гг. при переписи населения они могли себя определять или как сербы, или как хорваты, или как В«югославы-неопределившиесяВ». В 1948 г. из 2847459 жителей БиГ сербами себя записали 44,3 %, хорватами — 22,9 %, неопределившимися — 31,3 %(120). Термин В«мусульманеВ» для определения этнической принадлежности боснийцев на территории БиГ употребляется, начиная с переписи 1961 г. По переписи 1961 г. число неопределившихся югославов уменьшилось до 8,4 %, а мусульманами записались 25,6 %. В 1971 г. число мусульман уже превысило число сербов. Это позволило ряду авторов говорить о том, что в коммунистической системе после 1945 г. был заложен механизм, позволяющий мусульманам стать главным фактором в общественной и экономической жизни республики(121).

Следует подчеркнуть, что многонациональную Боснию и Герцеговину характеризовала относительно высокая внутренняя стабильность, в том числе и в плане межнациональных отношений. В 1950 г. число смешанных браков составляло 9,1 %(122). Хотя после 1996 г. появились оценки, что В«государственность Боснии и Герцеговины в социалистической Югославии была государственностью второго сортаВ», что мусульмане в СФРЮ до 1961 г. не были признаны как отдельный народ(123), все же боснийцы признают и сейчас, что важной характеристикой Боснии являлась традиция толерантности всех трех религий, которые издавна существовали на ее территории. Кроме того, не оспаривается и то, что став впервые после 1945 г. республикой, Босния и Герцеговина, а точнее мусульмане в ней, уравнялись в правах с сербами и хорватами, могли получать образование наравне с ними, стали представлять свой народ в государственных и партийных органах на паритетной основе(124).

Словения. Расчлененная на три оккупационные зоны, Словения с трудом налаживала движение сопротивления на своей территории. В апреле 1941 г. был создан Освободительный фронт Словении (ОФ), представлявший собой коалицию различных политических партий и групп. Хотя словенские коммунисты играли в нем главную роль, в июне того же года ОФ определил цель своей борьбы как достижение словенского суверенитета, права на объединение и отделение, при этом подчеркивал В«единство порабощенных народов Югославии и всех Балкан в их борьбе за освобождениеВ»(125). О возвращении в Югославию речь пока не шла. В декабре 1942 г. ОФ не мог присутствовать на скупщине АВНОЮ, но Исполнительный комитет ОФ поддержал создание этого органа. В середине 1943 г. Б.Кидрич дал инструкции о необходимости преодолеть узко национальные словенские интересы и В«с большей систематичностью провозглашать ЮгославиюВ». В 1943 г. словенские коммунисты усилили югославянскую пропаганду и поддержали программу АВНОЮ. Югославская ориентация ОФ постепенно получала все большую поддержку словенских интеллектуалов. После капитуляции Италии в сентябре 1943 г. ОФ принял решение о присоединении Словенского приморья к В«объединенной Словении в свободной и демократической ЮгославииВ»(126). Становилось ясно, что словенцы расчитывали на Югославию в осуществлении собственных национальных целей. Окончательное подтверждение ориентации на Югославию произошло в октябре 1943 г. на съезде ОФ. На этом В«военном парламентеВ» ведущую роль играли коммунисты, и, как полагает сербский историк М. Зечевич, хотя съезд не мог представлять собой всю демократическую Словению, большинство делегатов согласились с необходимостью создания новой Югославии(127). Делегация ОФ участвовала и во Втором заседании АВНОЮ (октябрь 1943 г.), поддержав все его решения. Постепенно позиции ОФ встречали все большее понимание у разных слоев словенского народа. Антикоммунистические круги Словении тоже выступали за Словению в составе Югославии, но под династией Карагеоргиевичей: В«импровизированный словенский парламент на заседании 3 мая 1945 г. в Любляне провозгласил народное государство как составную часть демократического и на федеративных началах организованного Королевства ЮгославииВ»(128).

Словенцы за годы оккупации пережили насильственную департацию, уничтожение, расселение. Окончание войны ознаменовалось возвращением тысяч словенцев в свою республику. Национальный вопрос в Словении не стоял так остро, как в других республиках, из-за однородности национального состава населения. Лишь по прошествии ряда лет стал проявляться словенский национализм, который не был направлен на национальные меньшинства, а имел выраженные черты сепаратизма. Известный югославский писатель и политический деятель Добрица Чосич в 1958 г. записал в дневнике, что В«в Словении до критических, до очень критических размеров развит сепаратизм. Все подряд выражают презрение к ФНРЮ, Сербии, всем нациям... Это шовинизм огромных размеров. Они презирают сербский язык, убеждены, что имеют самую богатую культуру, ощущают себя угроженными, обворованными, обманутыми. Так думают все — от официанта до Бориса Крайгера, от горничной до Иосипа Видмара(129)В»(130). По его мнению, сразу с формированием нового государства в 1945 г. началась В«тайная, кабинетная, кулуарная идеологическая борьба между националистами-сепаратистами и югославскими федералистами-В«централистамиВ»(131). Под первыми он подразумевал словенцев и хорватов, а под вторыми — сербов.

Постепенно жизнь в многонациональной стране налаживалась. Укреплению федеративного строя способствовало и решение экономических задач по восстановлению разрушенного войной хозяйства. В 1945 г. — 1946 гг. существовал Фонд восстановления страны, который кредитовал пострадавшие регионы. Средства выделялись республикам достаточно регулярно. В феврале 1946 г. Фонд распределил 1 млрд. динаров, в т. ч. Сербии — 250 млн., Хорватии — 220, Словении — 120, Боснии и Герцеговине — 200, Македонии и Черногории — по 80, Белграду 200(132).

Отношение государства к решению вопросов национальных меньшинств хорошо видно в развитии культуры и образования в федерации. Власти ФНРЮ сразу после освобождения особое внимание уделяли становлению образования в стране, а также развитию шко-л для национальных меньшинств в республиках: албанцев, турок, бол-гар, венгров, чехов и т. д. В период с 1945 по 1949 гг. все вопросы образования и просвещения решали федеральные органы власти. Это касалось программ и планов, учебников, подготовки и назначения кадров, развития системы школ и т. д. В 1946 г. был принят закон об обязательном семилетнем образовании, в 1952 г. — об обязательном восьмилетнем образовании.

В августе 1945 г. на основании постановления АВНОЮ Министерство просвещения из-дало В«Директиву об открытии и работе школ национальных меньшинствВ». Везде, где есть хотя бы 20 детей одной национальности, но нет школы, можно было открыть школу на родном языке. Если в селе есть школа, то отделение (класс) для национальных меньшинств открывали для 30 детей. Запись ребенка в такую школу проводилась по желанию родителей. В учебном плане предусматривалось обязательное изучение языка, национальной истории и географии той республики, где была расположена школа. Официальная переписка велась этими школами на языке республики, а школьное делопроизводство — на родном языке(133).

Позже, с 1953 г. школы стали организовываться по территориальному принципу. Учащиеся всех национальностей ходили в одну школу и получали образование в соответствии с их национальной принадлежностью — на сербско-хорватском или, например, на албанском или турецком языках. Широкий круг задач в области народного образования, высокие темпы развития школьной сети, резкое увеличение количества тех, кто садился за парты (включая и взрослое население), придали в послевоенной Югославии исключительную остроту и без того сложной и неотложной проблеме подготовки педагогических кадров. Острота ситуации с кадрами была тесно связана с тяжелым наследием войны. Если до войны в начальных школах на одного учителя приходилось около 40 учащихся, то после освобождения эта норма составляла в среднем 60 человек, а в некоторых республиках, например, в Боснии и Герцеговине, она доходила до 150-200 учащихся. Немало трудностей испытывали средние общеобразовательные и профессиональные школы(134). Сразу же после войны заработная плата педагогического персонала выплачивалась из республиканских фондов, а впоследствии — из средств фондов общин. На первых порах вследствие нехватки квалифицированных учителей возникли огромные трудности в преподавании на албанском языке, поэтому подготовка учителей осуществлялась на всевозможных краткосрочных курсах, куда принимались лица с различным уровнем образования.

Рассмотрим решение проблем образования в многонациональной среде на примере автономных образований и нескольких республик.

У самого многочисленного в Югославии албанского национального меньшинства накануне Второй мировой войны не было ни одной школы с обучением на родном языке. То же самое можно сказать и о турецком, болгарском национальных меньшинствах в довоенной Югославии. Кстати, больше всего школ было у немецкого меньшинства(135). Сведения об уровне образования в Косове и Метохии разнятся. Синан Хасани, один из политических руководителей Косова и член Президиума СФРЮ писал, что до войны в Косове было 84,3 % неграмотного населения, что существовало 294 четырехлетние школы, 3 гимназии и 8 профессиональных школ, язык обучения которых не уточнил(136). Согласно другим данным, среди албанского населения неграмотность составляла 90 %(137). На заседании Скупщины Сербии в 1948 г. отмечалось, что до войны в начальных школах края обучалось 11 876 детей албанцев, а уже в 1944/1945 гг. это число выросло до 12 417 (138). Албанцы получили языковое равноправие, которое гарантировалось Конституцией и Уставом Автономной области, подтверждённое ведением административных дел на албанском языке на всех уровнях. Местные власти так широко трактовали свои права, что албанский язык сразу после войны объявили обязательным языком на территории Косова и Метохии. Вмешательство Министерства образования остановило этот процесс. На очень короткое время в КиМ сербскохорватский язык был введен как обязательный(139).

В 1945/46 учебном году в КиМ работали 388 начальных и 11 средних школ, занятия посещали 55 120 учащихся. Из них 24 538 учились на албанском языке, 30582 — на сербскохорватском(140). В 1947 г. в Косове и Метохии были открыты еще 243 начальных школы, 1 гимназия и 1 учительская школа, 88 читален. Во всех школах для албанских детей обучение проходило на албанском языке. Всего на территории Югославии в 1946/1947 учебном году на албанском языке обучались 59 403 детей(141). Однако не все дети албанской национальности посещали даже начальную школу. В среднем среди детей от 11 до 14 лет образованием в крае были охвачены 72,4 % детей, а среди албанцев этот процент был значительно ниже(142). У албанских семей не принято было отправлять в школу девочек, поэтому в 1948 г. 78,4 % женщин КиМ были неграмотными(143).

В связи с отсутствием кадров учителей правительство разрешило преподавать учителям из других стран, например, Албании, Болгарии, и только после 1950 г. этот порядок был запрещен. Как правило, приезжие учителя пользовались албанским или болгарским учебникам и программам.

Усилия государства дали достаточно быстрые результаты: за первые десять лет число учащихся начальной школы в Косове выросло до 202 тыс.(144). Доступ выпускников 8-летних школ во все учебные заведения второй ступени был свободен. Исключение составляли художественные школы, зачисление в которые осуществлялось после успешно сданных специальных экзаменов.

Во втором автономном образовании — в Воеводине — в 1946-47 учебном году в 208 начальных и 31 средней школах обучались 42 796 детей на венгерском языке, в 1949-50 гг. их численность увеличилась до 47 473 человек(145). Кроме того, существовали школы на румынском языке (в 1946-47 уч. г. — 37 начальных, 5 средних и одна учительская школы), на болгарском (95 начальных, 2 средних, 1 учительская), турецком (70 начальных, 1 средняя), чешском и словацком (53 начальных, 6 средних и 1 учительская), русинском (8 начальных и 2 средних)(146). Посол СССР в Югославии А. И. Лаврентьев записал во время беседы с И. Броз Тито в апреле 1946 г. слова лидера Югославии о том, что В«в Югославии венгры имеют свои школы, свои гимназии, и никакой дискриминации, как к национальному меньшинству, не проводитсяВ»(147).

На языках национальных меньшинств работало 7 театров, 35 культурных обществ(148), выходили книги, журналы и газеты. Значительно выросли тиражи книг на албанском языке и языках других меньшинств. В 1947 г. на венгерском, албанском и румынском языках вышло 45 книг общим тиражом 213 950 экземпляров, в 1949 г. число изданных книг увеличилось до 152. В 1948 г. на венгерском языке выходило 12 газет и журналов, на албанском — 10, на румынском — 3 После 1945 г. существовала тенденция ежегодного увеличения количества изданий. В 1949 г. по сравнению с 1945 г. число изданий на венгерском языке увеличилось на 10 именований, на албанском — на 7, на румынском — на 2 (149).

В Словении, которая была в годы войны оккупирована фашистами и разъединена, были уничтожены все словенские школы. Вместо них создавалась сеть немецких образовательных учреждений в Штирии и Верхней Крайне, областях, отошедших к Третьему рейху. Прекумье отошло к венграм, и в школах этого региона насаждался венгерский язык, были уничтожены все югославские учебники. Во Внутренней и Нижней Крайне (включая Любляну), попавших под управление итальянцев, тоже вводились новые правила изучения языков, прежде всего, итальянского. После окончания войны все школы Словении были провозглашены государственными, в них преподавание стало вестись на словенском языке. В Любляне и Мариборе восстановлены классические гимназии, с 1947 г. были созданы вечерние рабочие гимназии, с 1948 г. начали работать профессиональные средние школы. Национальные меньшинства в Словении (итальянцы, венгры) имели возможность изучать в школе родной язык(150).

В Хорватии имеются данные по школам для представителей национальных меньшинств в 1951/1952 учебном году. Тогда работали 38 начальных и средних школ, 3 гимназии, 1 учительская школа, 7 специализированных школ для итальянских детей, 27 школ для венгров, 14 — для чехов, 2 — для словаков и 2 для русинов(151). Эти же национальные меньшинства имели свои газеты на родном языке(152).

В Боснии и Герцеговине не было разделения на национальные школы — все школы работали по единой государственной программе, на сербскохорватском языке.

В разрушенной послевоенной Югославии политическая консолидация как условие быстрого послевоенного восстановления страны затмевала, отодвигала на второй план национальный вопрос. Эйфория построения нового социалистического общества давала многим в стране уверенность в том, что все трудности и противоречия будут преодолены, что страшная война была последней в их жизни. А с ней ушли в прошлое и межнациональные распри, противоречия и раздоры. Из концепции В«народного государстваВ» и В«народной демократииВ» вытекала формула о социальной однородности общества. Индивидуализму, который приравнивался к национальному традиционализму, противопоставлялся коллективизм, который сможет преодолеть национальные различия в процессе строительства и упрочения политического строя. КПЮ всегда очень остро реагировал на любые проявления национализма в культуре, науке, политике, полагая, что революционный централизм и В«уравниловкаВ» в межнациональных отношениях могут быть гарантией национального равноправия. В стране очень много делалось для создания национальных кадров, для помощи слаборазвитым республикам и краям, для выравнивания экономических уровней регионов.

В 1948 г. Тито самонадеянно полагал, что В«национальный вопрос решен, при том решен очень хорошо, к общему удовольствию всех наших народовВ». Под этим подразумевалось В«внутреннее единство, конструктивное братство и единство народовВ»(153). Национальная свобода виделась, таким образом, осуществленной через идею братства, единства и равенства людей всех национальностей Югославии.

Однако последние исследования и документы показывают, что в стране тлели многие нерешенные проблемы, связанные с гетерогенной этнической и религиозной структурой населения почти на всей территории Югославии. Уже в первое послевоенное десятилетие обозначились проблемы, которые можно объединить общим названием В«национализмВ». Между тем, он не был однородным и однозначным на всей территории федерации. Он проявлялся как в виде отношения одних этносов к другим, так и в виде отношений к республиканской или центральной власти, т.е. приобретал вид сепаратизма. Груз копившихся межнациональных противоречий так и оставался грузом, до поры до времени не дававшим о себе знать. Нерешённые или нерешаемые национальные противоречия на территории большинства республик в первые послевоенные годы оставались миной замедленного действия, которая, как это было в Косове и Метохии, взорвавшись в начале 80-х годов, сдетонировала в 90-е годы и привела к серьезным проблемам, которые способствовали, наряду с другими факторами, распаду федерации.

Доктор исторических наук
Гуськова Елена Юрьевна

Список источников и литературы

Богдановић Д. Књига о Косову.— Београд, 1999. — С. 236.
Драголюб (Дража) Михайлович — сербский генерал, военный министр югославского эмигрантского правительства в Лондоне, руководитель формирований четников в 1941-1945 гг. См. подробнее: Јовановић Ж. С. Неостварени циљеви Драже Михајловића. — Београд, 2001; Димитријевић Б. Ђенерал Михајловић: Биографија. — Београд, 2000; Николић К. Савременици о генералу Михајловићу. — Нова Пазова, 2002; Движение сопротивления в странах Центральной и Юго-Восточной Европы в годы Второй мировой войны 1939-1945 гг. — М., 1995.
Цит. по: Политика. — Београд, 1948. — 31. окт. — С. 1.
Југославија 1918-1984: Збирка докумената / Петрановић Б., Зечевић М. — Београд, Рад, 1985. — С. 483.
Ibid., S. 537.
Ibid., S. 538.
Ibid., S. 546.
Okovana Bosna: Razgovor / Zulfikarpašić A., Gotovac V., Tripalo M., Banac I. — Zurich, 1996. — S. 25.
Југославија 1918-1984: Збирка докумената., С. 546.
Ibid., S. 623.
НОБ — народно-освободительная борьба.
Југославија 1918-1984: Збирка докумената., С. 620-621.
Нова историја српског народа / Батаковић Д. — Београд, 2002. — С. 344.
Okovana Bosna., S. 25.
Boban Lj. Hrvatske granice od 1918 do 1993. — Zagreb, 1993. — S. 51.
Цит. по: Boban Lj. Op. cit., S. 53-54.
Петрановић Б. Југословенско искуство српске националне интеграције. — Београд: Службени лист, 1993. — С. 83.
Попов Ч., Попов J. Аутономија Војводине. Српско питање. — Сремски Карловци, 2000. — С. 83.
Петрановић Б. Jугославиjа на размеђу (1945-1950). — Подгорица, 1998. — С. 364.
Там же, С. 365.
Там же, С. 363.
Нова историја српског народа., С. 345.
Boban Lj. Op. cit., S. 57.
Југославија 1918-1984: Збирка докумената., С. 620-621.
Петрановић Б. Југословенско искуство., С. 84.
Нова историја српског народа., С. 344-345.
Там же, С. 347.
Boban Lj. Op. cit., S. 58.
Ibid., S. 92; Нова историја српског народа., С. 347.
Конституция Федеративной Народной Республики Югославии // Конституция и основные законодательные акты Федеративной Народной Республики Югославии. — М., 1956. — С. 9.
Карманный статистический справочник ФНРЮ 1957. — Белград, 1957. — С. 40; Велат Д. Становништво Југославије у послератном периоду: Графички приказ статистике становништва. — Београд, 1988. — С. 28-32; Валев Э. Б. Югославский клубок // География. — М., 1996. — февраль, № 5 — С. 117-118. — С. 5, 7-9; — № 13. — С. 2-4; Данные Союзного статистического института.
Становништво Југославије у послератном периоду: Графички приказ статистике становништва. — Београд, 1988. — С. 139.
Петрановић Б. Jугославиjа на размеђу., С. 368-369.
Савез комуниста Југославије и политика националне равноправности на основама социјалистичког самоуправљања: Избор текстова. — Београд, 1982. — С. 120-121.
Иосип Броз Тито. Избранные статьи и речи. — М.: Политиздат, 1987. — С. 134.
Југославија 1918-1984: Збирка докумената., С. 624.
Социалистическая Федеративная Республика Югославия (с 1963 г.).
Петрановић Б. Југословенско искуство., С. 108.
Цит. по: Нова историја српског народа., С. 347.
Цит. по: Терзич С. Историческая подоплека событий в Косово и Метохии // Обозреватель. — М., 1998. — № 10. — С. 40.
Там же.
Письмо Э. Ходжи в ЦК ВКП(б) о предыстории возникновения косовского вопроса и методах его решения // Восточная Европа в документах российских архивов 1944-1953. Т. II. 1949-1953. — М. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 1998. — С. 207.
албанские
Косово и Метохиjа у великоалбанским плановима 1878-2000. — Београд: Инст. за савремену историjу, 2001. — С. 136.
Там же.
Југославија 1918-1984: Збирка докумената. — С. 625-626.
Косово и Метохиjа у великоалбанским плановима... — С. 141-142.
Југославија 1918-1984: Збирка докумената., С. 628.
Петрановић Б. Југословенско искуство., С. 109.
Цит. по: Там же, С. 107.
Avramov S. Postherojski rat Zapada protiv Jugoslavije. — Veternik: LDI, 1997. — S. 123.
Нова историја српског народа., С. 345.
Велика Албанија: замисли и могуће последице. — Београд: Инст. за геополит. студије, 1998. — C. 35.
Глигоријевић Б. Југословенски национализам и комунизам (бољшевизам) као дезинтеграциони фактори // Европа и Срби. — Београд: Историјски инст. САНУ, 1996. — С. 506.
Джилас М. Лицо тоталитаризма. — М., 1992. — С. 96.
Письмо Э. Ходжи в ЦК ВКП(б) о предыстории., С. 211.
Восточная Европа в документах российских архивов 1944-1953. Т. 1. 1944-1948. — М.-Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997. — С. 477.
Косово и Метохиjа у великоалбанским плановима., С. 141, прим.
Четврто заседање Народне скупштине Народне Републике Србије // Политика. — Београд, 1948. — 31. окт. — С. 1.
Нова историја српског народа., С. 345-346.
Четврто заседање Народне скупштине., С. 1.
Косово и Метохиjа у великоалбанским плановима., С. 146.
Там же, С. 134.
Богдановић Д. Књига о Косову. — Београд, 1999. — С. 289.
Ранковиh А. Дневничке забелешке. — Београд, 2001. — С. 158.
Попов Ч., Попов J. Аутономија Војводине. Српско питање. — Сремски Карловци, 2000. — С. 62.
Там же, С. 75.
Југославија 1918-1984: Збирка докумената., С. 622.
Јањетовић З. Духовни профил војвођанских шваба // Токови историје. — Београд, 2000. — № 1-2. — С. 55.
Biber D. Nacizem in Nemci v Jugoslaviji 1933-1941. — Ljubljana, 1966. — S. 19.
Ibid., S. 66.
Јањетовић З. О држављанству југословенских немаца // Токови историје. — Београд, 2002. — № 1-2. — С. 33.
Советский фактор в Восточной Европе 1944-1953 гг. В 2-х ТТ.: Документы / Т. 1. 1944-1948 гг. — М., 1999. — С. 116.
Там же, С. 132, прим. 2.
Там же, С. 132.
Военнопленные в СССР. 1939-1956: Документы и материалы. — М., 2000. — С. 831.
Там же, C. 58.
Там же, С. 790.
Становништво Југославије у послератном периоду: Графички приказ статистике становништва. — Београд, 1988. — С. 157.
Попов Ј. Драма на војвођанском селу (1945-1952). — Нови Сад, 2003. — С. 14.
Митровиh М. Србиjа 1944-1952. — Београд, 1988. — С. 266.
Четврто заседање Народне скупштине., С. 1.
Попов Ј. Указ соч., С. 15.
Митровиh М. Указ. соч ., С. 266, 269.
Попов Ј. Указ соч., С. 15.
Там же. (Попов Ч., Попов J. Указ. соч., С. 93, сноска.)
Становништво Југославије у послератном периоду. — С. 157.
Тодоровски Г. Демографските процеси и промени во Македонија од почетокот на Првата балканска војна до осамостојувањето на Македонија. — Скопје, 2001. — С. 120.
Там же, С. 125.
Малковски Г. Политичките партии и организации во Македониjа во Втората светска воjна 1941-1944 година. — Скопjе, 2002. — С. 233.
Антифашистичко собраније на народното ослободување на Македонија. Документи. Т. 1., књ. 6. — С. 81.
Македонците и словенците во Југославија. — Скопје-Љубљана, 1999. — С. 121.
Там же, С. 312.
Антифашистичко собраније., Т. 1., књ. 4. — С. 298.
Там же, С. 317.
Становништво Југославије у послератном периоду. — С. 147.
Тодоровски Г. Указ соч., С. 299.
Там же, С. 293.
Там же, С. 318.
Нова историја српског народа., С. 349.
Члены хорватской фашистской организации.
Псуњски. Хрвати у светлости историјске истине. — б. м., 1944. — Репринт: Београд, 1992. — С. 146.
Там же.
Срби у Хрватској: Насељавање, број и територијални размештај. — Београд, 1993. — С. 62,77,78.
История Югославии. — М., 1963. — Т. 2. — С. 222.
Narodna Republika Hrvatska: Informativni priručnik. — Zagreb, 1953. — S. 28-29.
Нова историја српског народа., С. 346; Narodna Republika Hrvatska: Informativni priručnik., S. 21.
Обрадовић Ж. Мањине на Балкану. — Београд, 2002. — С. 331.
Нова историја српског народа., С. 346.
Korsky I. Hrvatski nacionalizam. — Zagreb, 1991. — S. 84.
Ibid., S. 357.
Ibid., S. 73.
Ibid., S. 107.
Мартынова М. Ю. Этнические аспекты современного балканского кризиса // ДиС. на соискание учен. степени доктора истор. наук. — М., 1996. — С. 90.
Валев Э. Б. Югославский клубок // География. — М., 1996. — Фебр., № 7. — С. 9.
Cemerlic H. Postanak i razvoj narodne vlasti u Bosni i Hercegovini za vreme narodnooslobodilačke borbe. — Sarajevo, 1951. — S. 89.
Цит. по: Нова историја српског народа., С. 346.
Создание организации В«Молодые мусульманеВ» относится к 1939-41 гг. См. подробнее: Trhulj S. Mladi Muslimani. — Zagreb, 1992. — S. 12.
Ibid., S. 69-70.
Cerić S. Muslimani srpskohrvatskog jezika. — Sarajevo, 1968. — S. 223.
Милојевић А. Етничко и регионално у развоју Босне и Хецеговине // Босна и Хецеговина од средњег века до новијег времена. — Београд, 1995. — С. 456.
Ceric S. Op. Cit., S. 223.
Okovana Bosna., S. 15.
Ibid., S. 26.
Цит. по: Зечевић М. Прошлост и време: Из историје Југославије. — Београд, 2003. — С. 410.
Там же, С. 412.
Там же.
Там же.
Президент Республики Словении и Президент Словенской Академии наук и искусств.
Ћосић Д. Пишчеви записи (1951-1968). — Београд, 2000. — С. 146-147.
Там же, С. 216.
Митровиh М. Указ. соч., С. 107-108.
Стецяк И. П., Мансфельд Д. П. Школа социалистической Югославии. — М.: Педагогика, 1976. — 152. — С. 82-83.
Стецяк И. П., Мансфельд Д. П. Указ. соч., С. 83.
Емуович Р. Школьное образование в Югославии. — Белград: Международная политика, 1964. — С. 5.
Hasani S. Kosovo: Istine i zablude. — Zagreb: Centar za informacije i publicitet, 1986. — С. 330.
Тадић В. Образовање и културни преображај Косова // Косово: Прошлост и садашњост. — Београд: Међународна Политика, 1989. — С. 186.
Четврто заседање Народне скупштине., С. 1.
Павловић М. Школство у Србији 1945-1950 // Образовање код Срба кроз векове. — Београд, 2003. — С. 300.
Савез комуниста о недовољно развијеним подручјима. — Београд, 1971. — С. 190, 193.
Косово и Метохиjа у великоалбанским плановима., С. 150.
Савез комуниста о недовољно развијеним подручјима. — Београд, 1971. — С. 191.
Там же., С. 197.
Стецяк И. П., Мансфельд Д. П. Указ соч., С. 83.
Павловић М. Школство у Србији., С. 301.
Там же., С. 302.
Советский фактор в Восточной Европе 1944-1953 гг. — Т. 1. С. 285.
Там же.
Стецяк И. П., Мансфельд Д. П. Указ соч., С. 151.
Кириллина Л. А., Чуркина И. В. Словенская школа в прошлом, настоящем и будущем // Педагогика. — М., 1996. — № 1. — С. 79.
Narodna Republika Hrvatska: Informativni priručnik., S. 320-321.
Ibid., S. 331.
Савез комуниста Југославије и политика националне равноправности., С. 123.